История Византийской империи. Становление

Но чрезвычайно важны были сношения с Римом, вызванные 28-м каноном и протестом против него легатов папы. По окончании собора к папе было отправлено послание, в котором делался ретроспективный взгляд на постановления Халкидонского собора и которым испрашивалось утверждение оных. Это послание было рассчитано на то, чтобы победить упорство папы ласкательством и внешним раболепием и побудить его не делать разрыва из-за второстепенных вещей. Здесь его восхваляли как истолкователя мнений апостола Петра, как искусного руководителя для членов Халкидонского собора в показании истины. Чрез своих легатов он владел гегемонией над всем собранием. Переходя затем к деяниям собора, послание характеризует «дикого зверя», бывшего александрийского архиепископа, и его нечестивые поступки, как он дерзнул проявить свое бешенство относительно того, кто самим Спасителем поставлен пастырем божественного винограда и кто старается объединить тело Церкви.

Наложив на Диоскора справедливое наказание, собор устроил и другие дела при помощи Божией и св. Евфимии. Затем послание переходит к самой главной части, возбудившей протест римских легатов. «И другое нечто определено нами ради упорядочения и утверждения церковных уставов в убеждении, что ваше святейшество благоволите принять и утвердить наши постановления. По установившемуся с давних лет обычаю святая Константинопольская Церковь посвящала митрополитов провинций Азии, Понта и Фракии; ныне мы утвердили этот обычай соборным определением, не столько имея в виду преимущества константинопольской кафедры, сколько заботясь о добром порядке в означенных митрополиях, ибо по случаю смерти епископов там часто возникают смуты, и клирики и миряне, находясь без власти, возмущают церковный порядок, что небезызвестно и вашему святейшеству, так как беспорядки, особенно в Ефесской Церкви, нередко доставляли вам беспокойство. Точно так же мы утвердили канон свв. отцов Константинопольского собора, которым усвояются Константинополю преимущества второго города после вашего святейшего и апостольского трона в том убеждении, что так как свойственный вам апостольский луч уже часто попечительно обнимал Константинопольскую Церковь и обильно изливал на нее присущие вам блага, то и ныне ваше святейшество благоволите одобрить те решения, кои нами приняты к уничтожению смуты и к утверждению церковного строя, как близкие вам, дорогие и способствующие прекрасному порядку мероприятия. Представители вашего святейшества пытались сильно возражать против означенных постановлений в той, вероятно, мысли, чтобы как в делах вероучения, так и в вопросах благочиния почин зависел от вас и заслуга вменялась вам. Мы уже в уважение к тому, что таково было желание благочестивейших и христолюбивых царей, сената и всего царственного города, нашли благовременным утверждение чести этой кафедры на Вселенском соборе, и как бы дело, начатое твоей святостью и всегда согреваемое твоим участием, мы решились его принять на утверждение. Зная, как всякое событие, случающееся с детьми, восходит к родителям, просим почтить наше решение своим согласием, и, подобно тому как мы своей главе засвидетельствовали полное согласие, так и глава да исполнит должное по отношению к своим детям. Так доставлено будет удовольствие и благочестивым царям, которые к решению твоей святости относятся как к закону, так будет оказано воздаяние и трону константинопольскому, который в деле веры идет с вами в полном согласии и ревностно соединился с вами в единомыслии. Дабы вы убедились, что мы ничего не сделали из ласкательства или из нерасположения к кому, а лишь повинуясь внушениям Божиим, мы довели до вашего сведения все содержание наших деяний в наше оправдание и в доказательство и в утверждение наших постановлений» [142].

Точка зрения этого послания повторяется в письмах императора и епископа Константинополя Анатолия, отправленных к папе. В письме последнего в особенности сказано много лестного для римского престола: «Подтверждая на соборе канон собора 150, мы думали, что честь этого престола папа примет за свою собственную честь, так как он столько оказывал заботы и попечения о константинопольской кафедре». Желая, далее, побудить папу дать свое согласие на утверждение 28-го канона, патриарх Анатолий говорит, что даруемые его престолу преимущества он будет рассматривать как особенную милость, идущую от римской кафедры, и что постановления, касающиеся посвящения митрополитов в трех провинциях, скорей могут быть рассматриваемы как умаление тех прав, какими Константинополь пользовался уже 60–70 лет, посвящая и большую часть епископов тех провинций. Но папа Лев не менее хорошо понимал значение проведенного на Халкидонском соборе канона, как и константинопольское светское и духовное правительство. Поэтому все представления и ходатайства перед ним остались тщетны. Ответ из Рима последовал от 22 мая 452 г. и по своему содержанию был вполне отрицателен по отношению к 28-му канону.