Причина, препятствовавшая установлению правильных взглядов на характер отношений между славянами и империей, не заключается только в идеализации и даже некоторой тенденциозности, допущенной славистами первой половины прошедшего столетия, но частью объясняется самыми источниками и путаницей в этнографической терминологии. Народные и племенные имена весьма часто перемешиваются даже у лучших и более осведомленных писателей. В эпоху Великого передвижения народов империя была свидетельницей появления на ее границах и даже вступления на службу многих и разнообразного происхождения племен, которые на некоторое время становились даже подданными императора. Происходил постоянный прилив и отлив народностей, одна волна сменялась другой, причем новый вал не всегда смывал осадок, образовавшийся раньше. Можно думать, что поблизости к границе и в самых границах происходили помеси и наслоения племен разных типов. Между тем для современников не было особых побуждений к тщательному изучению сменявшихся народностей. Одна и та же жадность к добыче, почти одинаковый способ ведения войны, сходство в обычаях и нравах часто предрасполагали видеть в новых варварах старых. Оттого так долго держится имя скифов и сарматов, оттого имя гуннов перешло на аваров и потом на славян. Таким образом, оказалось, что самый процесс иммиграции славян на Балканский полуостров остался слабо отмеченным, и писатели VI в. прямо уже отмечают совершившийся факт заселения славянами огромных пространств в пределах империи.
Принимая в соображение, что древний период славянской истории открывается на Балканском полуострове, и что первые сведения о славянах почерпаются из изучения северо-западных окраин Византийской империи, находим вполне основательным назвать первый исторический период славянства византийским подобно тому, как первый период германской истории, изучаемый на окраинах Западной Римской империи, мог бы назваться романским. Как в основу средневековой западноевропейской истории должны быть положены разнообразные влияния Рима, которые в совокупности принято называть романизацией, так в первоначальной славянской истории главная зиждущая сила принадлежит византинизму. Но византийское влияние на славянах выразилось иначе, чем римское на германцах, равно как и исторические последствия частью мирных, частью враждебных отношений германцев и славян к империи были весьма различны. В то время как германские народы, выступая в истории с более развитыми формами гражданственности, чем славяне, и с резко выраженными чертами индивидуализма, успели образовать на завоеванных территориях Римской империи собственные национальные государства под воздействием римских культурных начал и христианства; славяне оказались не в состоянии стереть Византийскую империю и образовать на ее землях национальные княжения; напротив, подчиняясь чарам высшей культуры и становясь послушным орудием изощренной в искусстве обращения с варварами византийской дипломатии, частью слились с империей в один политический организм, частью приняли на себя поручение оберегать ее от новых варварских нападений. Вследствие намеченного порядка отношений в Византийской империи, пережившей на 1000 лет Западную, греко-римские и славянские народные начала, пришедши в тесное соприкосновение и общение, дали в результате особый род политических и правовых норм, наблюдаемых в оригинальном сочетании и взаимоотношении. Независимо от того, Восток со всеми его этнографическими, религиозными и правовыми особенностями должен был наложить еще свою печать на Восточную империю и ее учреждения.
Таким образом, вследствие указанных отношений тесного общения и под влиянием разнообразных культурных воздействий древняя славянская история вплоть до периода образования славянских государств в VIII–IX вв. не имеет самостоятельного характера и не только проникнута византинизмом, но и получает некоторый свет почти исключительно из истории Византии. Принимая во внимание низкую степень социального и культурного развития, на которой находились славяне при соприкосновении с Византией, а также упадок живого творческого духа в правящих слоях византийского общества, эгоизм и продажность администрации, нельзя думать, что славянские вожди и лучшие передовые люди из славянских старшин воспринимали только хорошее, а не дурное. Относясь к давно прошедшим событиям без «гнева и раздражения», можем утверждать, что южные и юго-западные славяне, будучи передовым постом у границ тогдашнего культурного мира, не только мало выиграли сравнительно со своими северо-восточными сородичами, но едва ли не проиграли, рано вкусив запрещенного плода византийской культуры. Историку предстоит деликатная задача выяснить причины этого печального явления и показать на исторических событиях его жизненное значение.