История власовской армии

Да и командование русской дивизии отреагировало на приказ вовсе не так резко, как следует из послевоенных сообщений. Буня-ченко, не слишком склонный - по понятным причинам - к применению дивизии на Восточном фронте, тем не менее заявил о своей готовности выполнить приказ, как только его подтвердит главнокомандующий. Власов 8 апреля еще раз приехал в дивизию. Положение его было двойственно. С одной стороны, он мог рассчитывать, что его готовность пойти навстречу немцам в вопросе применения дивизии на фронте будет способствовать ускорению формирования других дивизий и прочих частей РОА. С другой стороны, ему крайне не хотелось подвергать опасности единственное боеспособное крупное формирование армии. В этих обстоятельствах Власов мог согласиться на применение 1-й дивизии на фронте только в том случае, если имелась гарантия, что участие дивизии в бою будет сопряжено с незначительными потерями и приведет к быстрому успеху{385}. Это предположение подтверждается и тем, что на последнем совещании КОНР 28 марта 1945 года в Карлсбаде было решено стянуть все части РОА в одном месте в районе австрийской Богемии. 15-й Казачий кавалерийский корпус тоже высказался за присоединение к силам РОА и выслал в качестве своего представителя к Власову генерал-майора Кононова. После подробных обсуждений дела с командующим группой армий генерал-полковником Хейнрици{386} в его штаб-квартире в Биркенхайне под Пренцлау и командующим 9-й армией генералом Буссе в штаб-квартире армии в Саарове на озере Шармютцель Власов наконец оставил все сомнения и скрепя сердце санкционировал приказ о наступлении. Он лично приказал Буня-ченко следовать отныне указаниям командующего 9-й армией{387}. Перед командирами 1-й дивизии он обосновал свое решение соображениями политического характера, выразив веру в силу воздействия РОА. По свидетельствам очевидцев, он сказал: "Война на Востоке будет выиграна, если 1-й русской дивизии удастся отбросить советские части хотя бы на пять километров"{388}. Обращаясь к солдатам 1-й дивизии, Власов призвал их стойко и мужественно сражаться за Родину.

При разработке планов наступления дивизионное командование успешно сотрудничало с командованием армии, что полностью опровергает более поздние утверждения о "крупном разговоре" и постоянном недоверии русских по отношению к немцам. Буняченко и его начальник штаба подполковник Николаев нашли у генерала Буссе и начальника штаба полковника Хольца "полное понимание особенностей этого случая", и им даже "чисто формально" оказывалось полное уважение как союзникам{389}. Как свидетельствует майор Швеннингер, в результате такой позиции дивизионное командование с интересом относилось к пожеланиям и распоряжениям немцев и стремилось "со своей стороны тоже создавать предпосылки для продолжения столь плодотворного сотрудничества". Переводчик, предоставленный немецкой группой связи, отмечает в разговорах немецкого командующего армией и русского командира дивизии "совпадение мнений по вопросам тактики, доходящее порой до смешного... Бывало, пока он бился над переводом той или иной фразы, и немецкий, и русский генералы повторяли ему ход мыслей своего собеседника".