История военно-окружной системы в России. 1862–1918

Работы по подготовке коренной организационной реформы стали вестись в Генеральном штабе сразу же после окончания Русско-японской войны. Идейными вдохновителями реформы стали военный министр А.Ф. Редигер, начальник Генерального штаба Ф.Ф. Палицын и обер-квартирмейстер Генерального штаба полковник (позднее – генерал-майор) Ю.Н. Данилов. Однако с увольнением первых двух в 1908 и 1909 гг. и последовавшим в 1908 г. подчинением начальника Генерального штаба военному министру воплощение реформы в жизнь легло на плечи нового министра В.А. Сухомлинова, что позже дало ему основание нескромно назвать себя «кузнецом, кующим меч»[599]. Ему достались все лавры и вся критика за произведенные изменения, а сама реформа приобрела наименование «сухомлиновской», до последнего времени характеризуемая в исторической литературе как «необдуманная», «легкомысленная» и даже «спазматическая»[600]. На деле до самого начала войны содержательную сторону всех военных преобразований определял обер-квартирмейстер Генерального штаба Ю.Н. Данилов – человек высокообразованный, педантичный, «крайне молчаливый», которого трудно было упрекнуть в легкомыслии.

Вообще, по мнению некоторых современников, именно генерал Данилов (которого нередко оценивали диаметрально противоположно[601]) в последние предвоенные годы стоял во главе стратегического планирования будущей войны. Начальники же ГУГШ (Е.А. Гернгросс, Я.Г. Жилинский, Н.Н. Янушкевич), ставшие при В.А. Сухомлинове, по словам бывшего профессора Академии Генштаба генерал-майора Б.В. Геруа, «простой канцелярской единицей», «мелькали как метеоры, не оставляя в памяти никакого следа»[602]. Служебные интересы Данилова и Сухомлинова, очевидно, серьезно не пересекались, судя по тому, что последний ни разу даже не упомянул Данилова в своих мемуарах.

Журналы заседаний Совета государственной обороны и входивших в него комиссий показывают, насколько сложно вначале шло обсуждение предстоявших реформ[603]. Многие участники заседаний отстаивали незыблемость 4-батальонных полков в пехоте, 8-орудийных батарей и прочих «традиционных» для армии институтов, от которых пришлось отказаться только в 1915 г. Такая позиция многих членов СГО встречала полную поддержку Николая II, который, по словам В.А. Сухомлинова, «в последнее время… выражает тяготение к старине и упорство»[604]. После сессии СГО в 1907 г. он выразил удовлетворение тем, «что не будет никакой ломки, и не предложено упразднять четвертые батальоны, с которыми армия сжилась в течение 40 лет»[605]. Правда, в последние предвоенные годы царь смягчился по ряду ключевых вопросов и уже сам отстаивал 6-орудийную батарею, получив радикальное предложение командующего войсками Варшавского округа сократить ее до 4 орудий («Нет, самый нормальный состав батареи – 6-орудийный»)[606]. Тем не менее реально ничего не изменилось.

Традиционализм, однако, не был главной причиной пробуксовки реформ. Основным препятствием на пути коренного переустройства армии, как и в предыдущие десятилетия, оставался большой бюджетный дефицит государства, требовавший не увеличения расходов в военной сфере, а наоборот, их существенного сокращения. Большое значение в распределении военных расходов в предвоенный период сыграло стремление царского правительства восстановить чрезвычайно дорогостоящий военно-морской флот, понесший катастрофические потери в Русско-японской войне. Дискуссии по поводу распределения средств между военно-сухопутными силами и флотом приобрели острые формы и поначалу окончились не в пользу сторонников армии. Великому князю Николаю Николаевичу, который отстаивал ее интересы, это стоило поста председателя СГО и значительного удаления от царя[607]. Улучшение финансирования военных программ началось лишь в 1910 г., по мере назревания большого европейского кризиса. Причем иногда Государственная дума сама выступала с инициативами по увеличению расходов на армию.

Еще в 1906 г. военному министру удалось провести меру по сокращению сроков военной службы до трех лет в пехоте и четырех лет в остальных родах оружия. Это значительно увеличивало резерв обученного запаса. Вместе с тем он сумел добиться повышения государственных расходов на бытовое содержание армии почти на 40 млн рублей в год. В частности, предусматривалась существенная прибавка жалованья унтер-офицерам и незначительная – рядовым; повышена была ежедневная норма отпуска мяса и сала; приняты меры по улучшению снабжения солдат постельным и вещевым имуществом, а также обувью. А.Ф. Редигер учредил даже отпуск нижним чинам носовых платков, «чтобы показать, что дается не только то, чего требовали в войсках, но и такая роскошь, о которой сами солдаты даже и не думали»[608].