А у античных писателей, Вегеция и Элиана, мы встречаем упоминание о таком упражнении, выработавшемся, с чисто греческой логической последовательностью, в схему шести-, трех- и полуторафутового протяжения по фронту на человека. На практике в серьезную, решительную минуту это перестроение, конечно, не могло выполняться с такой безукоризненной четкостью. Солдаты при продвижении вперед не удерживают с такой точностью эти интервалы. Писатели нового времени, которых мы просмотрели, были в полном, живом контакте с практикой и заимствовали непосредственно из нее свои указания, поскольку они не повторяли данные древних писателей. Они в меньшей мере, чем греки, - философы. Они не дают логической схемы, но оценивают то, что сами переживали и видели, причем оценивают они весьма различно, а иногда дают на себя влиять своей наклонности к теоретическим построениям. Как далеко практики могут расходиться между собою в подобных оценках, в этом мне самому пришлось недавно убедиться на собственном опыте, когда я опросил трех кавалерийских вахмистров относительно того, какое пространство в настоящее время (1909 г.) занимает лошадь по фронту. Ответы гласили: "один шаг", "добрый шаг", "полтора шага"; если принять во внимание, что они исходили от трех одинаково обученных и обладавших одинаковой опытностью людей, то расхождение покажется весьма существенным.
К этому я могу тут же добавить, что выше цитированный французский военный писатель Биллон, подполковник господина де Шаппа, считает (стр. 259), что при 10 шеренгах пики последней шеренги еще высовываются перед фронтом, в то время как Монтекукули (II, 579) требует, чтобы пикинеры строились не глубже чем шестью шеренгами, ибо пика не хватает дальше пятой шеренги.
Если после всех этих соображений мы еще раз мысленно сделаем общий обзор приведенных нами показаний, то мы придем к заключению, что пикинеры, как общий принцип, наступали довольно разомкнутыми шеренгами с тремя футами пространства по фронту на человека, в бою же часто переходили к гораздо более сомкнутому пространству. Особенно это имело место в оборонительном бою при отражении кавалерийской атаки. Однако и при встречном бое двух квадратных колонн, когда атакующая колонна, наткнувшись на противника, задерживалась и все теснились вперед в самую первую шеренгу, то первоначальный пустой интервал в три фута исчезал, как не только нам о том сообщают некоторые из вышеприведенных писателей-теоретиков, но и как мы можем выявить из хода многих сражений; тогда старались, подобно македонской фаланге, раздавить противника тяжестью своей тесно сомкнутой массы. Такие картины дает нам Чериньола (1503 г.), Ваила (1509 г.), Равенна (1512 г.), Новара (1513 г.), где швейцарцам, в то время как они атакуют ландскнехтов, французские жандармы угрожают с фланга, и они ради одного этого должны тесно сомкнуться, Ла-Мотта (1513 г.) и еще Бикокка (1522 г.) и Павия (1525 г.), где колонна нижненемецких ландскнехтов - "черных" - была охвачена, как тисками, обеими колоннами Фрундсберга и Эмбса, и наконец Черезола (1544 г.). Если колонна смыкалась лишь в последнее мгновение и притом, пожалуй, не вполне равномерно, то она скоро и размыкалась в самом процессе боя, когда противник начинал сдавать, и постепенно переходили к преследованию. Здесь не следует схематизировать и идти слишком далеко по пути установления определенных мер, на что нас так легко соблазняет потребность в теоретическом построении. Как бы то ни было, чрезвычайное смыкание, по крайней мере, к известному моменту, подтверждено с полной достоверностью хотя бы легендой о Равенне, будто ловкие испанцы вскакивали на головы ландскнехтов и сражались с ними сверху. Чтобы такая легенда могла сложиться, необходимо, чтобы и у рассказчиков, и у слушателей имелось налицо представление о сплоченной до крайнего предела массе.
Глава IV. ГУСТАВ АДОЛЬФ.
Последователем военного искусства Морица Оранского был Густав Адольф, который не только воспринял и развил новую тактику, но и положил ее в основу стратегии широкого масштаба.