История войн и военного искусства

Партия мира вздохнула снова. Шварценберг предложил Наполеону перемирие. «Стыдно быть таким трусом, — писал Наполеон своему брату Жозефу, — этот несчастный падает на колени при первой же неудаче». Он сначала не отвечал совсем, а затем предложил мир на основе границы по Рейну. Границы 1792 г. он отклонял самым решительным образом. Его надежды снова воспрянули; он думал, что ему ближе до Мюнхена, чем союзникам до Парижа. Со своими пленниками ему нечего вести переговоры; продолжительное перемирие он также отклонил; конференции, которые устраивались по этому поводу, не приводили ни к каким результатам.

Шварценберг присоединил силезскую армию к себе под предлогом подготовки к общей битве; на самом же деле он думал лишь о скорейшем возвращении за Рейн. Обе армии страдали по-прежнему от продовольственных затруднений. Войска были расположены на голой меловой возвышенности, покрытой снегом; было очень холодно. Одежда и обувь солдат во время похода очень износились. Соломы совершенно не было, и, чтобы раздобыть дров, приходилось рубить дома и хижины. При таких условиях план Грольмана встретил благоприятный прием как у союзных монархов, так и у Шварценберга. Этот план состоял в следующем: силезская армия должна была снова отделиться от главной армии и маневром на Париж отвлечь от нее неприятеля.

В случае же если Наполеон повернет против силезской армии, она должна была отступить на сильные корпуса Бюлова и Винценгероде, подходившие из Голландии.

Грольман представил план более безобидным, чем он был задуман. Силезская армия хотела быть совершенно независимой от Шварценберга и вести войну на свой собственный риск, тогда как Шварценберг думал, что он хочет и будет продолжать общее отступление, только в ином направлении. Приказа Шварценберга повернуть обратно, чтобы дать якобы общую битву, Блюхер просто не выполнил; он видел в этом лишь предлог для нового ограничения свободы действий. 3 марта он соединился под Суассоном с Бюловым и Винценгероде. В его распоряжении было теперь более 100 000 чел., тогда как Наполеон вел быстрым маршем как раз половину этого — 55 000 чел.

Образ действий Наполеона парализовал Блюхера и Гнейзенау. Здесь действовало совместно несколько причин. Бюлов и начальник его штаба Бойен с ужасом смотрели на оборванных и изнуренных солдат Клейста и Йорка. Их собственные войска до сих пор снабжались хорошо и никогда не были на бивуаках, тогда как силезская армия оперировала в течение многих недель в почти совершенно опустошенных местностях. Реквизиционная система превратилась в беспорядочную грабительскую систему, и французское население, относившееся к союзникам до сих пор равнодушно и даже дружелюбно, начало оказывать активное сопротивление. Так же плохо, и даже еще хуже, отражалось это положение на собственных войсках; они явно дичали, так что офицеры почти не имели на них влияния. Йорк называл свой корпус бандой разбойников, а Шарнгорст, сын генерала, едва не был убит своими собственными солдатами.

Испуганный таким положением, Бойен обратил внимание на то, что Пруссия имеет все основания беречь свои войска, если только она хочет, чтобы при заключении мира были приняты во внимание и ее интересы, потому что тогда будут иметь решающее значение не только победоносное ведение войны, но и существующие взаимоотношения сил. Всеми своими практическими следствиями военная деятельность силезской армии с января оказывала весьма существенные услуги лишь одному царю. Представления Бойена произвели на Гнейзенау сильное впечатление, тем более что они исходили от старого товарища, умевшего вести даже современную войну. Вдобавок ко всему Блюхер заболел чем-то вроде помрачения рассудка, и на Гнейзенау упала двойная тяжесть ответственности. Он решил перейти от нападения к обороне.

На исключительно сильной позиции под Лаоном силезская армия, численностью в 100 000 чел., ожидала 9 марта нападения Наполеона, который 7 марта в битве при Краоне хотя и победил один русский корпус, однако понес сильные потери, так что у него осталось 45 000 чел. Сражение велось без большой энергии и не дало ни одной стороне большого перевеса; лишь ночью удалось нападение, произведенное Йорком и Клейстом на правый фланг врага, которым командовал маршал Мармон. Мармон должен был отступить, но Наполеон остался стоять с левым крылом в отчаянной надежде навести этим страх на врага, что ему все же и удалось. Преследуя Мармона, Йорк и Клейст зашли ему в тыл, и Грольман, начальник штаба Клейста, предложил взять Наполеона с тыла, что и положило бы конец войне. Йорк охотно принял эту мысль, но не хотел приступить к делу без согласия главнокомандующего, которого, однако, не последовало.