История войн и военного искусства

Может быть, он и сделал бы это, если бы ему не было выгодно начать кампанию поздней осенью, чтобы по крайней мере в том же году не увидать французское войско на своей территории. Во всяком случае, его плану — поразить быстрым ударом опаснейшего и ближайшего врага, саксонцев и австрийцев, так, чтобы они охотно согласились на продолжительный мир, — встретилось препятствие в том, что саксонцы сумели еще в последний момент стянуть свои войска на скалистую позицию у Пирны.

Таким образом, Семилетняя война действительно не была простой прусской завоевательной войной. Но тогда чем же она была? Прусские историки отвечают: продолжением Тридцатилетней войны, религиозной войной, окончательным спасением свободы немецкой мысли, действительным основанием национального немецкого государства — и еще целый ряд блестящих громких слов.

Оставим в стороне бессодержательные тирады и остановимся на этой войне как религиозной — это определение имеет, по крайней мере, некоторый смысл. Тут все, кажется, ясно, как на ладони. После группировки держав в войне за австрийское наследство и в первых силезских войнах Франция и Пруссия, с одной стороны, Англия и Австрия — с другой, после этих «светских» войн, во время которых религии были перетасованы, теперь мы имеем дело с «религиозной» войной, в которой религии строго разделены: католические государства, Франция и Австрия, с благословляющим папой на заднем плане, с одной стороны, против протестантских Англии и Пруссии — с другой. Там — тьма, средневековье, духовное рабство; здесь — свет, будущность, свобода духа; там — романское вырождение, либо славянское варварство; здесь — цивилизация под германским знаменем. Жаль только, что война возникла не из-за религиозных, а из-за торговых столкновений между Англией и Францией; жаль только, что она окончилась политической гегемонией действительно варварского государства[27] над одним из «борцов за свет и свободу», и притом гегемонией, в которой, исходя из торгово-политических соображений, был заинтересован и другой из этих «борцов за свет и свободу».

По Вестминстерскому договору, который последовал через год за упомянутой уже конвенцией о нейтралитете, Англия обещала кроме уплаты субсидии Пруссии послать в Балтийское море флот из восьми линейных кораблей и нескольких фрегатов, и если понадобится, то еще разные суда. Соглашение было ясно и недвусмысленно, как и его цель: английский флот в Балтийском море должен был удержать за Фридрихом Восточную Пруссию и Померанию; а путем заграждения русских гаваней и уничтожения русской торговли он прежде всего должен был отнять у этого варварского государства охоту вмешиваться в европейские дела. Но Англия и не подумала послать в Балтийское море хотя бы одну вооруженную лодку; она даже оставила на все время войны посольство в Петербурге. Решающее значение имели не интересы протестантского союзника, а интересы английской торговли. В это время Англия еще не владела Индией; ее североамериканские колонии были еще мало устроены и заселены; поэтому ни один английский министр не решался портить условия торговли на Балтийском море. Когда английский министр Питт захватил власть исключительно в свои руки, он совершенно не скрывал от прусского короля, что тот не должен рассчитывать на исполнение Вестминстерского договора: воодушевление английского народа за протестантское дело вообще и за Фридриха в частности ничего не изменило в том обстоятельстве, что всякое министерство, которое послало бы военный флот в Балтийское море, наверно, лишилось бы большинства в парламенте. Умные государственные люди знают довольно хорошо, что миром управляют экономические факты, и между собой они не делают из этого тайны. Они предоставляют облечь это в идеологическую форму государственным историкам, которых, к счастью просвещенного и просвещающегося человечества, еще немало у всех народов.

Екатерина Великая.

Портрет во весь рост работы Левицкого (1782 г.), на котором Екатерина изображена в виде Фелицы