История войн и военного искусства

Курфюрст отвечал с кичливой лживостью, что в его стране не происходит ничего враждебного по отношению к Франции. В ответ на это Франция послала в Кобленц своего представителя, чтобы еще раз словесно заявить свои требования. Это привело к тому, что 3 января 1792 г. появился приказ курфюрста, запрещавший организацию военных корпораций, военных сборов и производство всевозможных военных упражнений. Однако, не нарушая сам ни одним словом границ тактичности, курфюрст не мешал эмигрантам оскорблять самым мальчишеским образом представителя их короля, делать ему кошачьи концерты и пачкать его жилище всевозможными нечистотами. В общем, эмигранты с наглым упрямством противились распоряжениям своего защитника — курфюрста и продолжали обучать свои войска. Когда же французский посол передал ноту своего правительства, в которой оно благодарило за распоряжение от 3 января и сообщало, что с его стороны всем гражданским и военным уполномоченным отдан приказ избегать столкновений на границах, официальный листок курфюрста таким образом разделался с посланником: «О стыд, о вечный стыд! Никакой кровью нельзя смыть его. Шпион из якобинского клуба, воспитанник Мирабо и Неккера, осмеливается выступать перед Климентом Венцеславом, самым добродетельным из князей нашего времени». Вот маленький образчик тех недостойных выпадов, которым подвергалась революционная Франция со стороны немецких карликовых деспотов.

Ответ императора на французские требования относительно эмигрантов был не так груб, но, во всяком случае, достаточно насмешлив и оскорбителен. Он писал 21 декабря, что курфюрст Трирский, который будто бы давно уже разоружил эмигрантов — это было, конечно, чистейшей ложью, — просил его о помощи в случае французского нападения. Император, доверяя вполне лояльности короля Людовика, все же опасался, что, несмотря на его умеренность, могут быть произведены некоторые насилия над Триром, а потому приказал маршалу Бендэру в Люксембурге оказать в данном случае курфюрсту деятельную помощью. Однако он надеется, что эти крайние мероприятия не понадобятся ни для императора, ни для империи, ни для других держав, которые объединились для поддержания спокойствия коронованной власти. Таким образом, Леопольд открыто угрожает здесь объединением европейских держав, на которое французская королевская чета возлагала свои тайные изменнические надежды. Вполне понятно, что после этого французское собрание потребовало решительного отказа от всех планов интервенции и, когда этого отказа не последовало, объявило войну Леопольду или, вернее, его преемнику Францу, так как Леопольд умер 1 марта 1792 г.

Французская армия времен республики: артиллерист, гусар (Египетская кампания) 1799 г., гренадер линейной пехоты 1796 г.

Конечно, можно найти смягчающие обстоятельства для этой прусской легенды в том, что она является лишь ответом на французскую легенду; последняя рассказывает, что феодальная Европа начала войну на уничтожение против Французской революции. Такая формулировка также неправильна; принципиально — феодальную войну хотел вести лишь полусумасшедший король Швеции, и хитрая царица Екатерина делала вид, что хочет ее вести. Истинные взаимоотношения, существовавшие тогда, легче всего можно познать из опыта пролетарских революций наших дней. Господствующие классы сначала недооценивают революционное движение и обычно стараются использовать его для сведения счетов друг с другом. Лишь когда оно достигает определенной высоты, господствующие классы замечают, что перед ними явился враг, который угрожает им гибелью, и тогда они стараются объединиться в реакционную массу, чтобы подавить революцию. Однако высота революционного прогресса обыкновенно соответствует глубине их реакционного распада; они не обладают уже необходимыми интеллектуальными и моральными силами, чтобы вести принципиальную войну с той энергией и выдержкой, с той дисциплиной и самопожертвованием, которые одни могут обеспечить им победу. Они слишком уже привыкли к тому, чтобы близоруким образом преследовать свои самые узкие интересы, так что они не могут пожертвовать ими ради общих интересов; гораздо больше, чем победа, их интересует добыча, которая придется на их долю после победы; идя вперед, плечо к плечу, они на каждом шагу боязливо оглядываются вокруг, не собирается ли с ними сыграть какую-нибудь шутку их ближайший сосед. Они взаимно совершенно не доверяют друг другу и имеют все основания к такому недоверию; между ними возникают всевозможные ссоры, еще прежде, чем они встретятся с врагом; если же они все-таки столкнутся с ним, то сомкнутым революционной силой фалангам легко прогнать с поля битвы разложившиеся банды. Изношенные лохмотья знамени, которое они подымают, сеют в их собственных рядах лишь сомнение и вражду, убивая вместе с тем все зачатки раздора в рядах противника, сплачивающегося все сильнее и сильнее.