История войны 1813 года за независимость Германии

Союзники, по достижении Рейна, могли (как предлагал Гнейзенау), неотлагательно переправиться через сию реку, и двинувшись к Парижу, окончить войну решительным ударом. Правда – их армии были утомлены и расстроены, но жалкое состояние войск неприятеля не позволяло ему и думать о сопротивлении союзникам. Несмотря однако же на то, предположения, составленные в главной квартире Силезской армии, будучи подвергнуты 26 октября (7 ноября) обсуждению Военного совета, в присутствии императора Александра, были отвергнуты «партией мира». Еще в начале войны 1813 года, многие из русских генералов – и в числе их сам Кутузов – полагали, что по изгнании неприятеля из русских пределов было выгоднее для России заключить мир, нежели продолжать борьбу с Наполеоном за дело «чуждое» – за освобождение Германии. Опасения поборников мира не оправдались: император Александр явился в челе народов ополчившихся против Франции; благодаря уменью его сохранить единодушие союзных кабинетов, наполеоновы армии были уничтожены и угнетенные народы вздохнули свободно. Несмотря однако же на то, русские полагали, что, после столь трудного, хотя и славного похода, наконец настала пора заключить мир, и что дальнейшее продолжение войны, не обещая России никакой пользы, было бы в политическом отношении грубой ошибкой. Один лишь император Александр не верил в возможность прочного мира с Наполеоном и хотел вести борьбу до последней крайности. Напротив того, в прусской армии преобладала «партия войны». Блюхер, Гнейзенау и многие другие были убеждены в необходимости продолжать решительные действия против Наполеона. Но и в прусском стане раздавались голоса в пользу мира. Сам король считал опасным вторжение в Францию. Генерал Кнезебек также полагал, что нельзя было надеяться на постоянные успехи, и потому следовало пользоваться благоприятным случаем для заключения выгодного мира. Низложение Наполеона с престола считалось в кружку генерала Кнезебека «романической идеей сумасбродов блюхеровой главной квартиры». Воспоминания о злополучном походе 1792 года заставляли его предвидеть самое отчаянное сопротивление, как только союзники перейдут древние пределы Франции²⁶. Сомнения генерала Кнезебека получили опору в письме к нему генерала Йорка, изложившего в самом мрачном виде положение своего корпуса. По свидетельству его, Силезская армия вообще считала в рядах своих не более 36 000 человек, с которыми предстояло открыть трудный зимний поход, прокладывая себе путь через несколько рядов неприятельских крепостей. Прусский корпус, имевший при себе в августе более 100 орудий, сохранил из них только 42, большей частью с подвязанными осями и с плохими колесами. Комплект зарядов, полученный еще перед сражением при Мёкерне, истощился и частью лишь был пополнен из парков отбитых у неприятеля. Оружие от сырости пришло в негодность и даже многие из прусских солдат не имели ружей. Одежда находилась в жалком состоянии; войска, участвовавшие в походе 1812 года, носили обмундировку полученную ими еще в 1811 году. Литевки силезского ландвера, сшитые из плохого немоченого сукна, съёжились и сделались до крайности коротки и узки. Готовясь к зимнему походу, солдаты не имели суконных брюк. Большая часть их, и в особенности ландверы и волонтеры были босы. Шинели имели только те, кому удалось добыть их от пленных. Обозы отстали от войск; многие из лошадей в кавалерии и артиллерии сделались негодны к службе²⁷. Такое печальное изображение состояния прусских войск оказало влияние на многих, и в особенности на осторожного Кнезебека.

Со стороны австрийцев было еще более наклонности к миру. Там господствовало влияние Меттерниха. По мере того, как рассеивались опасения преобладания наполеонова, в понятиях австрийских государственных людей возникали сомнения насчет видов императора Александра: полагая, не без основания, что единственным средством вознаградить пожертвования и потери России было присоединение к ее владениям герцогства Варшавского, австрийцы опасались, при новом размежевании Европы, потерять Галицию. Не менее того страшилось австрийское правительство народных вооружений возбужденных борьбой коалиции с Наполеоном. В таких обстоятельствах, Меттерних обратил исключительно все свое внимание на то, чтобы совершенно прервать военные действия, открыть переговоры о мире и обратить их в выгоду Австрии. Отсутствие Штейна, считавшего низвержение Наполеона необходимым для спокойствия Европы, способствовало видам австрийского дипломата²⁸.