Расположение Саксонии к общему делу Германии было еще более ненадежно: король Фридрих-Август, обязанный Наполеону значительным расширением своих владений, считал долгом исполнять условия договоров, заключенных в качестве члена Рейнского союза. С другой стороны, в случае успеха союзников ему надлежало опасаться домогательств Пруссии, потерявшей по Тильзитскому трактату обширные области, присоединенные к Саксонии. Одна лишь Австрия, по своему вековому соперничеству с Пруссией, представляла надежную защиту Саксонии. Такова была причина, побудившая короля увлечься зыбкой политикой венского кабинета. Решаясь последовать его примеру и оставаться нейтральным в общей борьбе, король, как уже сказано, оставил свою столицу и искал убежище сперва в Плауэне, потом в Регенсбурге, и, наконец, в Праге. Часть саксонских войск сопровождала короля в его странствовании; другая, в числе от 8000 до 9000 человек, под начальством генерал-лейтенанта Тиле-мана (назначенного торгауским комендантом 14 (26) февраля), находилась в Торгау, важнейшей из саксонских крепостей. Король Фридрих-Август во всех повелениях генералу Тилеману предписывал соблюдать строжайшим образом нейтралитет и не впускать никаких войск в крепость без приказания короля, согласно с императором австрийским4
. Тилеман, сделавшийся с 1806 года поклонником Наполеона, служил в войну 1809 года волонтером в рядах его войск против Австрии; но зимний поход 1812 года охладил его энтузиазм к повелителю Франции; возвратившись в Дрезден, он нередко проговаривался о свержении чужеземного ига и о самостоятельности Германии. Но Тилеман не обладал ни твердой волей, ни сильным характером Йорка. По свидетельству Штейна, «он вел себя не так, как истый сын Германии либо слепо преданный своему Государю саксонец, а был тщеславен и склонен к краснобайству; впрочем – хороший офицер»5. Сначала он хотел склонить к разрыву с Наполеоном короля Фридриха-Августа, извещая его во всех своих донесениях о всеобщем неудовольствии против французов. Но так как Фридрих-Август оставался непоколебим в намерении своем сохранять нейтралитет, то Тилеман, остерегавшийся нарушать его приказания, но увлекаемый собственной своей преданностью союзникам, не мог ни на что решиться и сделался игралищем важных событий, управление которыми превосходило его душевные силы. Таким образом, он то принимал у себя союзных генералов Винцингероде, Довре и Клейста, и даже последнего, как старого товарища, водил по всем укреплениям, то угощал генерала Мезона, со всеми офицерами его дивизии, и маршала Даву; то отказывал Клейсту в орудиях большого калибра, необходимых для осады Виттенберга, то сообщал союзникам план этой крепости и нагружал мортиры на суда для скорейшей отправки их к Виттенбергу, в случае присоединения короля Фридриха-Августа к российско-прусскому союзу; то отказывал союзникам в сдаче Торгау, говоря, «что он не Йорк», то ездил в Дрезден, чтобы явиться к союзным монархам. Император Александр увлек его своей обычной ласковостью. Но он уже не мог ничего сделать в пользу союзников. Его колебание поселило недоверчивость к нему во вверенных ему войсках. К тому же он встретил противодействие в своих ближайших сподвижниках, генералах Стейнделе и Заре.