История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

6 февраля Лисаневич прибыл в Шушу, где и был встречен сыном хана Мехти-Кули-агою. Здесь Лисаневич узнал, что сам хан находится на Араксе, для прекращения бунта, возбужденного другим его сыном, Абдул-Фет-агою. Лисаневичу было объявлено, что Ибрагим-хан приказал дать знать тотчас же, как только прибудет русский чиновник, и обещал безотлагательно приехать в Шушу.

14 февраля Ибрагим-хан имел свидание с Лисаневичем, предъявившим ему письмо князя Цицианова и проект трактата.

На следующий день из всех бегов составлен совет, который и продолжался до 21 февраля. Несмотря на то что все беги отклоняли хана от вступления в подданство России, Ибрагим-хан, вечером 21 февраля, пригласил к себе Лисаневича и объявил, что он, «несмотря ни на что, вступает в подданство России и согласен на все предлагаемое ему в проекте трактата»[566].

На требование Лисаневича, чтобы хан приехал в Елисаветполь, Ибрагим отвечал, что не только в Елисаветполь, но и в Тифлис с радостию бы поехал, ежели бы не мешал тому взбунтовавшийся против него сын и некоторые жители, для усмирения которых он должен остаться в своем владении. «Напоследок мы согласили его, – пишет Лисаневич, – выехать к Кураку, куда он вывезет и аманата. Место же сие от Елисаветполя не более 30 верст, и хан, по случаю сему, выезжает завтрашний день из Шуши» [567].

В лагере на речке Курак-чай, на границе Елисаветпольского округа, 14 мая, князь Цицианов принял от карабагского хана присягу на верноподданство русскому императору.

По заключенным условиям:

1) Ибрагим-хан Шушинский и Карабагский отказывался навсегда от всякого вассальства и зависимости от Персии или иной державы и признавал над собою одну только власть русского императора.

2) Хан обязался не иметь никаких сношений с окрестными владельцами. Полученные от них письма: более важные по содержанию отсылать на разрешение главнокомандующего, а менее важные сообщать и советоваться с особою, имеющею пребывать при Ибрагим-хане от лица главноуправляющего в Грузии.

3) Заготовлять провиант для русских войск, назначенных в его владение, по ценам, утвержденным главнокомандующим.

4) Отвести для войск помещение и давать дрова.

5) Дорогу из Елисаветполя в Шушу сделать удобною и проезжею для арб.

6) В залог верности дать в аманаты внука от старшего сына, на всегдашнее пребывание его в Тифлисе.

7) Платить ежегодно дань в 8000 червонцев, внося ее в два срока: 1 февраля и 1 сентября.

Взамен того ему обещано:

1) Сохранение целости его владений; потомственное, по старшинству колена, владение ханством с утверждения русского императора; сохранение во власти хана суда, расправы и доходов с владения.

2) Отправление в Шушинскую крепость 500 человек русского войска с артиллериею, назначаемого для защиты его владений.

3) Даровано знамя с русским гербом, для постоянного хранения в доме владетельной особы. Внуку его, назначенному аманатом, определено по десяти рублей на ежедневное содержание.

Вслед за Ибрагим-ханом явился на Куракчай Селим-хан Шекинский и 21 мая, по примеру своего тестя Ибрагим-хана, подтвердил присягою условия подданства, заключенные еще в феврале месяце 1805 года.

Переговоры о подданстве Текинского ханства были начаты давно, тотчас после взятия Ганжи, но происшествия в Шеке были причиною того, что они до сих пор не были приведены к окончанию. В промежуток этого времени слепой М амед-Хасан-хан Шекинский был свергнут своим младшим братом Селимом. Последний был поставлен на ханстве Текинском графом Зубовым в 1796 году, но, по выходе русских войск из Дагестана, был изгнан из ханства братом своим Мамед-Хасан-ханом. Скитавшийся в чужих владениях, Селим обратился к князю Цицианову с просьбою принять его в подданство России, восстановить на ханстве Нухинском, присягнуть, что он останется навсегда ханом, и тогда обещал приехать в Тифлис для окончательных переговоров. Опасаясь преследования своих врагов, Селим отправил это письмо без подписи.

Князь Цицианов не счел нужным сам отвечать на анонимное письмо и поручил это сделать полковнику Карягину. Последний писал, что в России к неподписанным письмам уважения никакого не имеют, что они имеют точно такую же цену, как лист чистой бумаги, и что, наконец, требование, чтобы главнокомандующий присягнул в безопасности Селима, более чем странно. «Русский начальник, – писал Карягин, – не имеет вовсе надобности следовать персидским обычаям, да и нужно ли ему, чтобы вы были в Нухе ханом, уверен будучи, что он, сделав из ядер и пул музыку, всякого хана заставит плясать по своей дудке»[568].