История Войска Донского. Картины былого Тихого Дона

Честь прадедов-атаманов,
Богатырь, боец лихой,
Здравствуй, храбрый наш Бакланов,
Разудалый наш герой!

Славой, честию завидной

Ты сумел себя покрыть:
Про тебя, ей-ей, не стыдно
Песню громкую сложить!

Ты геройскими делами

Славу дедов и отцов
Воскресил опять меж нами.
Ты – казак из казаков!

Шашка, пика, верный конь,

Рой наездников любимый –
С ними ты, неотразимый,
Мчишься в воду и в огонь.

Древней славы Ермаковой

Над тобою блещет луч
Ты, как сокол из-за туч,
Бьешь сноровкою Платовой.

Честь геройскую любя,

Мчишься в бой напропалую:
За Царя и Русь святую
Не жалеешь сам себя.

Бают: вольный по горам.

По кустам, тернам колючим
Лезешь змеем здесь и там,
Серым волком в поле рыщешь,

Бродишь лешим по горам,

И себе ты славы ищешь,
И несешь ты смерть врагам
Ходишь в шапке-невидимке,

В скороходах-сапогах,

И летишь на бурке-сивке,
Как колдун на облаках.
Свистнешь – лист с дерев валится,

Гаркнешь – вмиг перед тобой

Рать удалая родится –
Точно в сказочке какой!

Сыт железной просфорою,

Спишь на конском арчаке, –
И за то прослыл грозою
В Малой и Большой Чечне.

И за то тебе мы, воин,

Песню громкую споем:
Ты герой наш, ты достоин
Называться казаком!

5 декабря 1848 года в Куринском укреплении, где стояли Тенгинский пехотный и 20-й донской казачий полки, произошла тревога. Горцы напали на батальон Тенгинского полка, занимавшийся в лесу рубкой дров. Дело вышло пустое, так как по первому выстрелу уже летели Баклановские сотни, и перед ними живо умчались чеченцы. Началась погоня. Один казак, занесенный лошадью, был схвачен чеченцами, да двое свалились, простреленные пулями. Сам Бакланов был ранен. Он вдруг пошатнулся и выпустил поводья. Казаки хотели уже было подхватить его, но он схватил поводья в правую руку, крикнул «вперед!» и помчался отдавать распоряжения. Пуля перебила ему ключицу левой руки. Кровь проступила через рукав желтой черкески и окрасила ее. Но Бакланов, превозмогая страшную боль, продолжал распоряжаться в бою. Только тогда, когда все было кончено, казаки сняли с убитых оружие; Бакланов прилег на бурку, и казак платком перевязал ему руку. Верхом вернулся он в Куринское, и туда казаки привезли искусного горского врача.

Вечером казаки разговорились между собой.

– Как же это могло случиться, – спрашивал молодой казак, – что сам заколдованный Бакланов получил такую сильную рану?

– Э, друг… Он не поладил с самим, – сказал старый казак, – вот он его и подвел.

– Ну, да это ему нисколько и не больно, – заметил сидевший тут же урядник, – потому что сила дана ему от Бога страшенная!..

Замолчали казаки. Храбрость и выносливость Бакланова были так велики, что казакам не верилось, чтобы обыкновенный человек мог все это переносить.

Несмотря на жестокую боль, через четыре дня Бакланов уже стоял в строю и руководил войсками. Он в это время был назначен начальником подвижного резерва в Куринском укреплении.

В марте месяце 1849 года Бакланов стал часто пропадать из своей квартиры. Возьмет с собой двух-трех пластунов, сядет на коня еще до света и уедет с ними. Пропадает весь день, а вернется к ночи. Спрашивать, куда ездит Бакланов, у пластунов, это был бы напрасный труд. Они были немы, как рыбы.

Как-то, незадолго до Пасхи, приходят вахмистры к Бакланову и докладывают ему, что людям нечем будет разговеться: все бараны поедены.

– Экие прорвы станичники! – сказал Бакланов. – Да ведь баранов-то этих было до тысячи. Неужели поели?

– Поели, ваше высокоблагородие.

– Ну, надо купить новых. Деньги есть.

– Купить, ваше высокоблагородие, так что невозможно. На линии не продают. Самим надо разговеться, а соседи мичиковцы, зная наши волчьи повадки, так их запрятали, что и нашими цепкими руками их не добыть.

– Ну, надо добыть. Ступайте с Богом.

Вахмистры ушли, а Бакланов лег на лежанку. У него был такой обычай: как задумает набег, так и ляжет на печь, лежит и в это время каждую мелочь обдумает. Казаки это живо подметили.

Заходят на другой день, спрашивают у ординарца: – что полковник?

– Лежит.