История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.

Религиозные позиции людей империи тесно соприкасались с их жизнеощущением, которое выражается не только в литературных текстах и произведениях искусства, но также и в эпитафиях. Определяющим остается сознание неизбежности смерти, неизбежности, причиной которой служат фатум, парки или Фортуна. В кругу суеверных людей преобладало понимание смерти, как непреложного конца жизни. Протесты были тщетны; смерть в любом случае казалась приемлемой, потому что речь шла об общечеловеческом жребии, который одному выпадал слишком рано, другому слишком поздно. В 1 и 2 вв.н.э. умножились негативные и пессимистические представления. Бессмысленность жизни связывалась с завистью, злонамеренностью и безжалостностью божественных сил. С такой точки зрения смерть могла оказаться только как освобождение, как конец трудов и забот, наконец, как вечный покой.

И при принципате традиционные нормы римского государства оставались толерантными в отношении чужих культов и религий. В соответствии с принципиально политической позицией, которая к тому же облегчалась явлениями синкретизма, государственная толерантность в этой широкой сфере была очень большой. Только там, где оказывалось отрицательное влияние на римские обычаи или традиции, ими нарушался общественный порядок, дело доходило до государственного вмешательства, которое, как правило, было направлено не против религиозных убеждений, а против вызвавших беспорядок представителей чужого культа.

Правда, хватало и недоразумений, ложных обвинений и дискриминации: тайные собрания считались подозрительными, культовые обеты могли истолковаться как политический заговор, вербовка новых приверженцев в чужие культы оценивалась, как выражение оппозиции. Все магические действия навлекали подозрение в колдовстве. Но решающим критерием для оценки всех чужих религий оставалась всегда возможность их совместимости с традиционными римскими государственными культами.

Активную религиозную политику в той систематической форме, в которой она когда-то проводилась Августом, его преемники никогда больше не практиковали. Разумеется, и они ставили свои акценты в религиозной сфере: Тиберий — чрезвычайной сдержанностью по отношению к культу правителя, Калигула и Флавий — поощрением культа Изиды, Клавдий — своими действиями против религии друидов, Домициан — личным почитанием Минервы, Траян и Антонин Пий — усилением древних религиозных представлений на латинском Западе, Адриан — покровительством культам греческого мира. Но ни в одном из этих случаев религиозные убеждения принцепсов не возводились в абсолют.

Религиозно-политические конфликты в Римской империи были заложены там, где чужая религия связывалась с враждебными Риму или по крайней мере с исключающими интеграцию в империю этническими традициями, а также там, где религиозная критика, атеизм или полная пассивность вели к асоциальному или угрожающему государству поведению, и не в последнюю очередь там, где успешная миссия чужих культов казалась угрозой религиозным, нравственным и политическим основам империи. Таким оценкам особенно было подвержено христианство и еврейство.

Иудейство и христианство в Римской империи

Для большого числа жителей Римской империи христиане и евреи долгое время были носителями одних и тех же признаков, в отношении их существовали одни и те же оценки и предубеждения. В политическом, толерантном и религиозном мире империи религии евреев и христиан должны были казаться провоцирующим чужеродным элементом. Абсолютные, строго монотеистические позиции, последовательное отвержение государственных богов Рима и особенно культового почитания правителей, дистанцирование от всех традиционных для римского общества форм жизни неизбежно приводили их к новым трениям и конфликтам с обществом и государством.

Общими являлись еще два аспекта: во-первых, в обоих случаях речь шла о ярко выраженном феномене ориентации на низшие слои, о религиозных убеждениях социально презираемых маргинальных групп, чувство превосходства которых, основанное на глубокой вере и непонятное для римлян, должно было выглядеть вызывающим. Во-вторых, даже у образованных представителей высшего слоя долгое время не было информации об основных представлениях и нормах обеих религий, не говоря уж о понимании их религиозного и этического содержания.

Волнения, которые провоцировали как евреи, так и христиане, не ограничивались Ближним Востоком. Еврейский вопрос существовал в самом Риме еще со 2 в. до н.э., столкновения с христианами — с середины 1 в.н.э. Проблемы, которые вызывали обе религии и которые в конце концов вылились в крупные еврейские восстания (66—73, 115—117, 132—135 гг. н.э.) и в преследования христиан, распространились и на другие части империи, они волновали римскую провинциальную администрацию в Малой Азии, как и в Греции; в Галлии — как и Северной Африке.