Укажем основные качества и воззрения той и другой стороны. — Прежде всего, посмотрим, как решали они вопрос об отношении веры к разуму, науки к догмату, ибо это — исходная точка зрения, которая определяла собою такие или другие отношения к вопросам догматики. Сторона православная, александрийствующая, разделяет в этом отношении принципы Афанасия, Василия В., Григория Богослова[550]
. Вере должен быть подчинен разум, разуму должен быть положен предел в исследования веры, вера выше разума — вот смысл воззрений, раскрываемых православными богословами, противниками несторианства. Начнем с Кирилла. Он говорит: «зачем мне заботливо исследовать Писание, а не мудрствовать в простоте сердца согласно с ним»[551]? В частности, касательно величайшего догмата о воплощении Богочеловека, Кирилл пишет: «Прими благоволение Отца, даровавшего нам собственного Сына. Не исследуй, прошу, этого дела (μὴ περιεργάζου τὸ πρᾶ γμα). Оно нe поддается разуму языческой мудрости и обыкновенному пониманию — чуждо того и другого» (ἀλλότριον γᾶ ρ ἑx ατέρων)[552]. В другом месте Кирилл восклицает: «какая необходимость предлагать всем эти вопросы (о воплощении) столь утонченные и сокровенные? Не больше ли бы пользы принесли мы людям изъяснением нравственного учения, когда мы еще не способны с надлежащею верностью проникать в догматическое учение»[553]? Папа Целестин со своей стороны раскрывает мысли, подобные мыслям Кирилла; о вере он пишет: «в этой внутренней войне вера должна послужить стеной для нас; ее духовными стрелами вы можете защищать себя самих против неверия. Будем хранить ее, потому что она хранит нас»[554]. Папа внушает крайнюю осторожность в изысканиях о вере. Он говорит: «надобно более боятся и не высокомудрствовать, углубляясь в изыскания (Рим. 11, 20); не должно, как сказано, исследовать предметов, высших себя» (Cиp. 3, 20)[555]. Он же прямо запрещает вдаваться в умствовавия о воплощении. «Пусть устранится», — предписывал Целестин, — «вопрос о рождении (Христа), который всякий истинно верующий должен решить в простоте сердца, ибо кто осмелится испытать Бога»[556]? Епископ Феодот Анкирский[557], приверженец Кирилла, внушает смотреть на образ воплощения как на чудо и требует, чтобы при виде этого чуда умолк разум. Вот его внушительные слова: «итак, не спрашивай меня об образе чудес Божиих, ибо скажу тебе: чудеса показывают только, что совершилось, а знать образ совершения я представляю Богу». «Не спрашивай: «каким образом Бог пребывает Богом и делается человеком?»[558]. «Верь чуду и не испытывай (πιστ ευε x αὶ μη ὲρεύνα) умом совершившегося»[559]. — Партия еретичествущая антиохийская, напротив, требовала более свободных отношений разума к вере, мысли к догмату. Она хотела хотя несколько проникнуть в тайны веры, сокрытые от умственного взора человеческого. Несториане — это были ариане V века. Противники несториан ясно усматривали подобные стремления у несторианствующих. Целестин, обличая Нестория, замечал: «ему бы надобно прочитать в Писании и держать (в уме), что суетных изысканий, которые не помогают спасению, но служат к погибели душ, надобно скорее убегать, нежели вдаваться в них»[560]. Он находит у Нестория стремление к мудрости, которое привело его к юродству: «не к вашему ли епископу», — пишет папа к клиру константинопольскому, — «правильно можно отнести сии слова: глаголющеся быти мудри обюродеша» (Рим. 1, 2)[561]. Тот же папа во всех вообще несторианах видит людей, увлекающихся новизнами и поработившихся горделивому разуму человеческому. Он побуждает сильвых мира выступить в борьбу с «новизнами» учения и против тех, «которые усиливаются постигнуть величие Божие способом человеческого исследования» (Divinae majestatis potentiam im humanae disputationis rationem artare contendunt)[562]. В самом деле, несторианствующие при всем желании, твердо держаться почвы веры, необходимо должны были, как скоро они взялись разъяснить таинственный догмат, не разум подчинять вере, а веру разуму. Так и было, в сущности. Несториане во время споров с православными в таком роде выражали свои требования, какому оставались чуждыми богословы другой стороны. В сознании III-го вселенского собора Несторий видел позволение снова изложить веру (εx τεθῆναι πιστιи)[563], на основании Писания и церковного учения, в чем не видели никакой надобности сторонники Кирилла. На том же соборе приверженцы его предполагали увидеть диспуты противных сторон, чтобы истина разъяснена была «посредством предложений и решений, вопрошений и ответов»[564]. Опять этого избегала сторона православных, как пути скользкого в области веры. Иоанн Антиохийский задачу деятельности собора ефесского полагал в том, чтобы «заняться исследованием догматов» (προστάξαι ἐξ έτασιν τϖ ν δογμάτων)[565]. Несторианствующие упрекали отцов III вселен. собора в том, что они «не хотели производить изысканий о спорных вопросах»; исходной точкой в этих изысканиях, в противоположность православным отцам, они считали «знание и испытание догматов» (γνϖ σις x αὶ τϖ ν δογμάτων ἐμπειρία)[566]. По словам Сократа, если это не фраза[567], — Несторий критически относился к прежним церковным писателям, смотрел на них с недоверием. «Несторий не показывал внимания к древним, но предпочитал всем самого себя».