Читаем История всемирной литературы Т.5 полностью

В Пекине, крупнейшем центре монгольской ксилографии, было немало сделано для распространения повествовательной, прежде всего религиозно-назидательной, литературы. Так, популярная в буддийском мире «Повесть о Молон-тойне» (1708; перевод Ширэгэту-гуши-цорджи) рассказывает о скитаниях одного из учеников Будды по подземным областям буддийского ада в поисках умершей матери ради спасения ее от страданий за прижизненные грехи. Это сочинение распространилось из Индин во все страны центральноазиатского региона, а также в Китай. Удачная форма повести, дающая возможность преподать основы буддийской морали в виде занимательной истории о путешествии по загробному миру, была использована тибетскими и монгольскими авторами, создавшими на сюжет хождений в потусторонний мир такие, например, произведения, как «Повесть о Чойджид-дагини», «Повесть о Нарану-Гэрэл», бурятская «Повесть о Гусю-ламе».

Кроме «Повести о Молон-тойне», в XVIII в. были ксилографированы и другие не менее любимые монгольским читателем литературные переводы Ширэгэту-гуши-цорджи, например, «Море притч» («Улигэр-ун далай», 1714 и 1728), сборник буддийских легенд «Драгоценные четки» («Чиндамани эрихэ», 1743), «Сто тысяч песен» тибетского поэта Миларайбы (1756). Неоднократно печатались сказки из комментария к «Книге притч» («Улигэр-ун ном»; четыре изд.) и «Сутра золотого блеска» («Алтан гэрэл»; три изд.), а в 1765 г. был выпущен ксилограф «Субхашиты», первое печатное издание которой было осуществлено еще в XIII в. «квадратным» письмом Пагба-ламы. Устойчивая популярность «Субхашиты» среди монгольских народов объясняется прежде всего близостью ее к народной афористической поэзии. Изречения, включенные в «Субхашиту», более отвечают общечеловеческим чаяниям и заботам, нежели задачам пропаганды буддийской этики и морали:

Хотя добро, которое ты окажешь благородному и

заурядному человеку, будет одинаково,

Благодарность, [которую ты получишь от них]

будет различна;

Хотя семена для посева в поле [по виду]

не отличаются друг от друга,

Разница в урожае будет огромна.

Когда [человек] богат, [у него] много друзей,

Если [он] обеднел, [у него] все недруги;

На остров, обильный драгоценностями, съезжаются издалека.

А если озеро высыхает, его все покидают.

(Перевод Н. Болсохоевой)

Большой популярностью в Монголии пользовалась и «Повесть о синегорлой лунной кукушке» (изд. 1770), где рассказывается о царевиче, который волей случая превратился в кукушку и не пожелал возвратиться к прежнему образу жизни; а начал проповедовать учение Будды среди зверей и птиц. Это произведение стало впоследствии основой для создания первой пьесы, представленной на монгольской сцене.

Далеко не все из индо-тибетской сказочной и повествовательной литературы было издано печатным способом. Потому только по рукописям в XVIII в. можно было познакомиться с такими широко известными в Центральной Азии образцами письменной словесности, как «Сказки волшебного мертвеца» («Двадцать пять рассказов веталы»), «Повесть о Ногоон Дара-эхэ (матушке Зеленой Таре)», сказки из «Панчатантры», трилогия о Бикармиджид-хане (Викрамадитье), сказки «Комментария к „Субашиде“», «Повесть о Чойджид-дагини» и другими произведениями, переведенными на монгольский язык.

Итак, в Пекине в XVIII в. печатались в большинстве своем монгольские переводы с тибетского языка, выполненные еще в начальный период возрождения монгольской книжной словесности, т. е. в конце XVI — первой половине XVII в. В то же время значительно расширился диапазон тематики печатной литературы. К догматическим, философским и буддийским обрядовым сочинениям, первоначально издававшимся пекинскими печатными мастерскими, добавились произведения индо-тибетской повествовательной и дидактической литературы. В результате активной издательской деятельности пекинских печатных дворов за это столетие было напечатано не менее 200 сочинений, т. е. значительно больше, чем за XVII и XIX вв. вместе взятых.

Подобная активность объяснялась тем, что Пекин в ту пору превратился в крупнейший буддийский центр Южной Монголии. В Пекине было построено множество новых монастырей, действовали школы тибетской и монгольской словесности. Там была резиденция главы южномонгольских буддистов Джанджа-хутухты I; кстати, Джанджа-хутухта Ролби-дорджэ, почитавшийся его вторым перевоплощением, сыграл заметную роль в развитии монгольского книгопечатания. При его содействии и участии был заново отредактирован, а затем в 1749 г. напечатан 226-томный монгольский Данджур, свод комментариев к 108-томному собранию канонических текстов — Ганджуру, еще раньше, в 1720 г., также изданному в Пекине ксилографическим способом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология