История всемирной литературы Т.5

Но едва ли не раньше путь к всестороннему диалектическому познанию прокладывает художественная литература. Речь идет не столько о том, что диалектические прозрения были запечатлены в живых образах. Эти прозрения составляли органическую часть самого художественного мышления. Именно в этом контексте следует оценивать слова Ф. Энгельса в «Анти-Дюринге» о диалектике Дидро и Руссо и указание на диалектику в «Фаусте» Гёте в «Людвиге Фейербахе».

Диалектический ход мыслей проявляется у Руссо в его знаменитых трактатах, но не менее значимо умение видеть жизнь в ее кричащих противоречиях, как оно отразилось в художественной прозе Руссо, в частности, в его сентиментальном романе.

Нередко понятие сентиментализма ограничивают характеристикой его как искусства, в основе которого лежит изображение чувств. На этом основании наряду с классическими произведениями европейской литературы к нему относят, например, книги некоторых восточных авторов, которые в XVIII в. также описывали человеческие чувства. Но чувство изображалось в искусстве разных эпох. В сентиментализме же оно является не просто предметом изображения или темой — оно провозглашается определяющим критерием в оценке человеческого характера. Наконец, — и это особенно важно для оценки итогов XVIII столетия, — эпохальным завоеванием европейского сентиментализма в лице его ведущих мастеров — Стерна, Руссо, молодого Гёте — явилось новаторское изображение человеческого характера как арены битвы противоречивых тенденций, в сложном соотношении с понятиями добра и зла.

Р. Роллан отмечал у Руссо «острое чувство динамизма, греческого «все течет», и этот динамизм, составляющий такой резкий контраст со статическим рационализмом прошлого, вплотную подводит современную мысль к гетевскому «stirb und werde!» («Умри, чтобы возродиться!»).

Важным итогом восемнадцатого столетия явился стремительный подъем российского государства. Реформы Петра I вывели Россию из средневекового состояния, создали мощный импульс для формирования светской культуры, а во второй половине века русская литература стала органической частью литературы европейского Просвещения.

В восемнадцатом веке были заложены основы русской культуры Нового времени. Великие свершения русских писателей XIX в. были подготовлены художественным опытом всего Просвещения — новаторством поэзии Державина, прозы Карамзина, общественным пафосом книги Радищева и, не в последнюю очередь, всеми завоеваниями европейской мысли и литературы XVIII в. И когда Ф. М. Достоевский, сам оказавший огромное влияние на мировую литературу, подводил итоги стремительного развития русской литературы в XIX в., он не преминул вспомнить о традициях европейского XVIII в., а о Шиллере сказал, что он «в душу русскую всосался».

Это творческое взаимодействие литературы в XIX в. было во многом предвосхищено веком предшествующим. И хотя идея мировой литературы впервые выдвинута Гете в 1827 г., она была подготовлена не только идейными процессами всей послереволюционной эпохи (и прежде всего эстетическими исканиями романтиков), но и усилиями ряда мыслителей XVIII в. — от Вико до Гердера. И потому уже на рубеже XVIII—XIX вв. в европейской эстетике начало складываться представление о единстве мирового литературного процесса, хотя сведения о множестве литератур, развивавшихся за пределами Европы, были еще скудными и отрывочными. Те общие черты и тенденции, которые ныне, глядя из XX в., можно установить, например, между отдельными жанрами европейских литератур и литератур Восточной Азии в XVIII в., разумеется, еще не были открыты современниками, но они реально существовали, предвосхищая будущее единство многих и разных литератур народов мира.

Европейский XVIII век завершается не только политической революцией, но и революцией литературной. Романтики взрывают эстетические платформы, на которых держалась литература Просвещения.

Романтикам нельзя отказать во многих гениальных догадках и прозрениях, позволявших им диалектически снимать противоречия идеологии Просвещения. Тем самым они начинают новый этап в художественном развитии человечества.

Смена художественных этапов на рубеже двух веков, новые эстетические открытия, уже заявленные ранними романтиками в последнее десятилетие XVIII в. и реализованные в первой половине XIX в., еще более углубляют неравномерность в развитии мирового искусства.

В большинстве литератур стран Востока и в конце XVIII в. не происходит никаких качественных сдвигов — первая половина XIX в. здесь составляет одну эпоху с XVIII в. и даже второй половиной XVII в.

Но диалектика исторического развития сказалась и в том, что если, с одной стороны, отдельные европейские и одна страна в Америке (США) в XVIII в. стремительно вырвались вперед, углубив неравномерность развития, то вместе с тем новая идеология, которая в них сложилась, явится той организующей силой, что спустя столетие ускорит развитие большинства отсталых районов мира.