История всемирной литературы Т.5

В 1955, 1959 гг. в Калькутте происходили торжества, посвященные 160—летию премьеры комедии «Притворство» (по Джорделлу) — пьесы, форме которой, столь счастливо найденной ее адаптатором и режиссером, суждено было сыграть в Индии важную роль в становлении драмы Нового времени. Светского драматического театра и репертуара для него не существовало ни в Бенгалии, ни в других провинциях Индии в XVIII в. Честь его создания принадлежит талантливому музыканту из Ярославля Г. С. Лебедеву, «беспристрастному созерцателю», прожившему в Индии 12 лет (1788—1800). Он не был ни миссионером, ни служащим Ост-Индской компании. «Главным для меня предметом было проникнуть там во нравы, а с тем вместе приобрести нужные сведения в их языках и учености», — писал он. Индийцы считают Лебедева одной из наиболее примечательных личностей в индийской культуре XVIII столетия, отмечая, что «у него не было той покровительственной надменной позы, которая была нормой для европейских ученых тех дней, отправлявшихся изучать Восток. Он был абсолютно лишен религиозных и расовых комплексов превосходства» (С. К. Чаттерджи).

Характер Лебедева, его наблюдательность, позволившие отобрать темы и компоненты драматического произведения, безболезненно прививавшиеся на индийской земле, обеспечили успех начинанию, которое современники называли «планом Дон Кихота», а потомки — «революцией в бенгальской драматургии».

«Зная из наблюдений, — писал он, — что индийцы предпочитают юмор и шутку серьезному, солидному содержанию... я выбрал пьесы («Притворство», «Любовь — лучший лекарь» Джорделла. — Н. В.), прелестно заполненные группой стражей, воров, а кроме того, законников и высокочтимой бандой мелких грабителей во главе с своекорыстным писцом очень небольшого суда, который нагло осмеливается взять своим девизом Совесть только для прикрытия ежедневного грабежа и других беспримерных и дьявольских гнусностей...» Все это соответствовало индийской действительности и без труда переносилось на индийскую почву, стоило только английские имена заменить на бенгальские. Любовь индийцев к музыке также была учтена Лебедевым: действующие лица во время представления распевали песни на слова Бхаротчондро Рая.

В 1796 г. состоялась премьера. Пьеса была сыграна, как писал Лебедев, «обоего пола бенгальскими актерами и удовольствовала [...] европейских и азиатских жителей в собственном мною устроенном театре; чего прежде никто из европейцев в Калькутте не производил».

Лебедев оказался истинным и первым европейским просветителем в Индии, его имя как зачинателя современной бенгальской драмы по праву вошло во все бенгальские хрестоматии.

ИНДО-МУСУЛЬМАНСКИЙ СИНТЕЗ. ПОЭЗИЯ УРДУ. ПОЭЗИЯ СИНДХИ

В XVIII в. окончательно формируется самая молодая из новоиндийских литератур — мусульманская литература Индии, язык которой получает именно в XVIII в. название «урду». Именно в эту пору литература урду встает как равная персоязычной литературе Индии и начинает постепенно вытеснять ее с литературной арены. Персидский теряет свое влияние, хотя и остается официальным языком Могольской империи вплоть до 1835 г.

Блестящим поэтом рубежа XVII—XVIII вв., завершившим ранний (деканский) период истории литературы урду, был Вали Аурангабади (годы жизни неизвестны) — «первый человек» («баба адам») в поэзии урду. Творчество Вали неразрывно связано с культурой фарси («Урфи, Анвари, Хагани // Поэзии законы мне передали в дар»; перевод Н. Глебова), с философией суфизма и со всем тем, что составляло литературно-эстетический комплекс персоязычной традиции, однако это первый индийский поэт («Вали, известен ты в Туране и Иране, но родина твоя, поэт, — Декан»; перевод Н. Глебова). Многие его стихи воспроизводят картины близкого ему Декана, а не далекого и неведомого Ирана, как того требовала персоязычная традиция, воспевают подвиги индусов — Рамы, Лакшманы и Арджуны, а не героев персидской литературы, язык его газелей прост и ясен, лексика базируется на местных диалектах, а не на арабо-персидской лексике. Разговорный «презренный» урду, этот площадной и базарный язык, звучал в его стихах так поэтично и музыкально («О свет очей, тебе письмо я написал ресницей, // Печать на нем поставил зрачком глаза»; перевод Г. Зографа), что покорил даже убежденных приверженцев персидского стиля при делийском дворе.