Подобно авторам кибёси авторы сярэбон любили изображать комические ситуации, но главным образом веселую гульбу разбогатевших торговцев в «квартале любви». В их произведениях мы не обнаруживаем сочувственного взгляда автора на участь обездоленных женщин. Вспомним для сравнения образ бывшей куртизанки, которая рассказывает случайным прохожим о своей грустной и безотрадной судьбе в повести Ихара Сайкаку «История любовных похождений одинокой женщины» (1686). Ни Санто Кёдэн, ни Коикава Харумати не стремятся осмыслить явления жизни. Бездумное веселье — гульба в «квартале любви» — и было своеобразным бегством от реальной жизни не только для персонажей, но и для самих авторов. Недаром японская проза XVIII в. получила общее наименование «гэсаку» — «развлекательная литература».
Было бы, однако, неверно утверждать, что городская литература XVIII в. только и делала, что развлекала публику; в ней ощущаются и сатирические тенденции. Так, в рассказе «Попугай о гражданской и воинской морали» (1789) Коикава Харумати пытается сатирически изобразить сёгунское правительство — бакуфу, в особенности указы, которые оно время от времени выпускало в целях соблюдения воинской и гражданской нравственности (так называемое «бумбу»). Книга была запрещена и подлежала уничтожению. Печальна и судьба известного рассказчика Баба Бунко (ум. 1758), который брал сюжеты для своих устных выступлений (кодан) не из книг, а из современной жизни, используя злободневные события тех дней. Один из его рассказов, «Капли леса в причудливом сказании» (1758), содержал критику правительственных чиновников — взяточников и грабителей крестьян. Власти тут же арестовали сказителя и приговорили к смерти.
Сатирическая тенденция заметна и в творчестве известного писателя-«голландоведа» Хирага Гэннай (1728—1779). Он был и выдающимся ученым своего времени, ботаником, минералогом, одним из передовых людей в Японии, понявших действие электричества, зачинателем «голландской» живописи.
Примечательно, что в творчестве Хирага Гэннай «реальные знания» обогащают его художественное ви́дение, непосредственно входят в поэтическую ткань:
В свете рационалистических идей новой науки традиционная система мышления и морали кажется Хирага Гэннай просто смешной. Его смех порой перерастает в неприкрытый гнев в отношении нелепостей сословной системы, регламентирующей всю жизнь и повседневные нормы поведения, сковывающей развитие личности.
В повести «Трава без корней» (1763) автор повествует о потустороннем мире. Утопленник, бывший артист театра кабуки, встречается здесь с властителем ада. По жанру повесть близка к книге дангибон (забавных проповедей), но назидательная концовка, обычная для дангибон, уже не играет существенной роли у Хирага Гэннай. В поле его зрения — социальное зло, неразумные жизненные установления. Ад и подводное царство в изображении писателя очень напоминают современную ему действительность Сатирическое начало усиливается в фантастической повести «Жизнеописание весельчака Сидокэна» (1763), выдвинувшей Хирага Гэннай в ряд видных представителей японской литературы XVIII в. Сидокэн — это реальная личность, известный уличный рассказчик того времени, привлекший автора своим вольнолюбивым, веселым нравом. Но повесть Хирага Гэннай не биографическое произведение: в центре ее фантастические путешествия и приключения героя в вымышленных странах.
С помощью волшебного веера герой совершает путешествие в разные страны: великанов, карликов, длинноногих, в Корею, Китай, Голландию, Борнео, на остров женщин и т. д. В «стране людей с дырявой грудью» (образ из древнекитайской мифологии) он находит приют у короля, становится женихом королевской дочери, но вскоре король разочаровывается в нем, ибо в груди зятя не нашли дыры. Признав героя калекой, король изгоняет его за пределы страны. Автор высмеивает феодальные догмы, согласно которым все естественное превращается в свою противоположность.
В стране лекарей также творятся странные вещи: здесь учение нужно лишь для показа и карьеры, подлинная же наука приносит одну беду: любознательных жарят на костре. Автор не может скрыть своей горечи и иронии. В выдуманном рассказчике, от лица которого ведется повествование, оказывается немало черт его самого, негодующего против псевдоучености и косности токугавского чиновничьего аппарата.