Процесс расширения контактов (как в ходе колонизации, так и по мере роста торгового обмена) в XVIII в. имеет еще односторонний характер. Запад постепенно, хотя и фрагментарно и еще нецеленаправленно, познавал Восток, а Восток пока настороженно относился к западной цивилизации.
Более того, перед лицом вторжения чужеземцев приверженность традициям, обращение к древнейшим пластам культуры в странах Юго-Восточной Азии становятся одной из форм самозащиты. В этом проявилось стремление отстоять самобытность: свою философию, свои верования, художественные вкусы, свое понимание прекрасного.
Таким образом, в XVIII в. еще рано говорить о двухсторонних контактных связях культур Востока и Запада.
Ясно, что в подобных обстоятельствах в XVIII столетии не могло еще сложиться единство мирового литературного процесса. В литературах стран Ближнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии устойчиво держатся традиции предшествующих веков, сохраняются система жанров и эстетические каноны Средневековья. У арабских народов, в Иране, Индии, переживших пору расцвета литературы несколько веков назад, в XVIII в., как и в XVII в., литература живет как бы памятью об эпохе великих поэтов и постоянно возвращается к традиционным мотивам, но не только не обретает прежних масштабов, но нередко вырождается в простое повторение известных сюжетных ситуаций, тем и образов.
Средневековая традиция сказывается в главенствующей роли поэзии. Одно из характерных явлений эпохи — популярность в определенных кругах изысканной, усложненной по форме поэзии. Поэты персоязычной части Индии, Ирана, Средней Азии, Афганистана во многом следуют традиции писавшего на фарси поэта XVII в. Бедиля. В литературе на фарси возникло целое направление, названное его именем, — бедилизм — философская (суфийская) поэзия усложненной формы. Сходные явления наблюдаются и в поэзии других народов (рити-кави на хинди, «яванское возрождение» на Яве, поэзия «хитроумных строф» в Бирме и др.). Эту поэзию иногда сопоставляют с прециозной поэзией на Западе, с маринизмом и гонгоризмом.
Усложненность стиля, возобладавшая в поэзии, не могла не вызвать стремления противопоставить ему ясность и простоту. Отсюда — обращение к поэтике фольклора и к классическим традициям. Так, в Иране возникает поэзия «возвращения» — речь идет о возвращении к художественному опыту поэтов домогольской эпохи.
Во всех названных регионах — от арабских земель на Западе до Филиппин на Востоке — проза занимает подчиненное положение, сохраняет средневековый характер. Художественная проза во многих странах еще не обрела жанровой определенности, не выделилась из всевозможных исторических и географических описаний или культовых текстов. Одновременно в разных странах бытуют произведения народной литературы, частью в устном предании, частью уже записанные.
Особую зону занимают страны Дальнего Востока. В XVIII в. здесь, несомненно, выделяются литературы Китая, Японии, Кореи и культурно-исторически связанного с ними Вьетнама. Выдающиеся художественные памятники, созданные в то время, общий подъем в литературе этих четырех стран по масштабам сопоставимы с европейскими. Н. И. Конрад считал, что в XVIII в. существуют два главных региона, отмеченных художественными открытиями мирового значения, — это Европа и Дальний Восток. При этом Н. И. Конрад подчеркивал некоторые общие тенденции в развитии литературы этих двух регионов. Однако существенны здесь и отличия.
Прежде всего XVIII век не составляет в литературе стран Восточной Азии, как и в большинстве других регионов, особой эпохи. Новые тенденции в названных четырех странах проявились в разное время, начиная с середины XVII в. и даже еще с XVI в. Самое накопление этих качеств происходило неравномерно.
Новые буржуазные отношения в странах Дальнего Востока медленно, но пробивали себе дорогу. Правда, противодействие властей было упорным, а с середины XVII в. в Китае и Японии сопротивление новым веяниям даже усилилось. Это определяло тип культуры, не порвавшей еще связи со всем комплексом средневековых идей, образов, жанров. Как непримиримо сталкивались охранительные идеи и стремления к преобразованию, можно видеть на примере Кореи. Движение сирхак (за практическое знание), развернувшееся в Корее в XVII—XVIII вв., имело большое значение для освобождения сознания современников от средневековых догм. Одна из предпосылок этого движения — влияние европейской науки и техники, проникавшее частью через Китай и особенно через голландцев, неоднократно терпевших кораблекрушения у берегов Кореи. Новыми и революционными по воздействию были представления о Земле, о планетах, как они даны в системе Коперника.
Как утверждают корейские историки философии, прежде всего эти открытия подорвали «утверждавшееся на Дальнем Востоке в течение веков представление о Китае как центре мира, поколебали уверенность во всесилии неоконфуцианской мысли».