История всемирной литературы Т.6

Как это нередко случалось на Востоке, западные веяния часто были внелитературными и сказались более в расширении тематики произведений, чем в изменении их структуры. Мы не знаем, насколько Абдулла был знаком с английской литературой, помимо тех частей из священного писания, учебников или «Маленького Генри и его няни», которые он переводил по просьбе миссионеров, — во всяком случае, соответствующие упоминания отсутствуют в его сочинениях, и сами они не несут на себе печати влияния западной литературы. В то же время «Кисах Пелаяран Абдуллах Ка-Келантан» (1838), «Хикаят Абдуллах» (1848) и неоконченные записки о путешествии в Джидду, где Абдулла скончался, не добравшись до цели своего путешествия — Мекки, удивительны в контексте малайской литературы XIX в. именно широтой своей тематики — распорядок занятий Рэффлза и малайская народная демонология, собрания китайских тайных обществ и закладка Англо-китайского колледжа в Малакке, жизнь аборигенов малаккских джунглей и невиданные дотоле в Малакке фотографический аппарат или суд присяжных — все привлекает внимание автора, описывается и обсуждается в его «Хикаят Абдуллах». Волнение этого первого малайского «репортера без газеты» буквально передается нам, когда он с сокрушением упоминает о состоявшейся за запертыми дверьми беседе Рэффлза с малайским царевичем Тенгку Лонгом и восклицает: «И если бы вдруг мне стала известна тайна их беседы, разумеется, я сообщил бы о ней в этом хикаяте!».

В книгах Абдуллы содержится не столь уж мало метких и язвительных характеристик английских должностных лиц и миссионеров, описываются пьянки английских матросов и безделье чиновников, и даже своему кумиру Рэффлзу автор не спускает политических промахов при всей своей приверженности к англо-саксонской культуре и правопорядку — единственному известному ему типу рационального отношения к жизни, которое он стремился донести до своих соотечественников, попавших, по его словам, под власть иноземцев из-за тирании своих государей и невежества народных масс. Отсюда и характерный для Абдуллы, как и для многих азиатских просветителей, культ печатного слова, кажущегося ему панацеей от невежества.

Просветительский радикализм Абдуллы, его незаурядная наблюдательность и эмоциональность, изрядное количество точных и ярких описаний реальной действительности отличают его «Хикаят Абдуллах», представляющий собой скорее мемуары или летопись пережитых им событий, поскольку автор выступает в своей книге более в качестве наблюдателя и моралиста, чем в качестве главного героя произведения.

В своей филологической деятельности Абдулла напоминает столь непохожего на него в остальном Ронгговарсито: он выступает в качестве издателя средневековых литературных памятников «Седжарах Мелаю» и «Китаб Адат Сегала Раджа-Раджа Мелаю...», чрезвычайно ценимых им за их язык, переводит на малайский с тамильского языка «Панчатантру». Характерно, что проза самого Абдуллы сбивается то на повествовательный стиль «Седжарах Мелаю», то на дидактику «Таджу-с-Салатин» (XVII в.), которую он рекомендовал малайским раджам в качестве примера наряду с западными общественно-политическими прописями.

Таким образом, первая половина XIX в., знаменовавшаяся в Нусантаре закреплением голландского и внедрением английского владычества, сказалась в традиционных литературах этого региона (и в первую очередь в наиболее развитой из них — яванской) попытками аккумулировать местные литературные традиции, обобщить собственный литературный опыт, черпая отчасти силы в собственном фольклоре. Подобная тенденция сочетается в литературах региона с обостряющимся в какой-то мере вниманием к окружающей действительности, претерпевающей заметные перемены в связи с усиливающимся европейским присутствием. Это заметно главным образом в малайскоязычной литературе, издавна игравшей роль региональной литературы-посредницы. В творчестве малайскоязычных авторов обнаруживается усиленный интерес к реформаторской деятельности европейцев в Нусантаре и за ее пределами, а также отчетливые просветительские тенденции.

*Глава пятая*

ФИЛИППИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА