История всемирной литературы Т.7

При сравнении с Яо Наем, а тем более с Фан Бао, Цзэн Го-фань казался выразителем более свободных взглядов на литературу, менее строгим в отборе образцов для подражания. На самом деле Цзэн Го-фань просто не видел более разумного пути для упрочения авторитета тунчэнской школы, чем известное подновление и даже развитие уже провозглашенных тунчэнскими корифеями литературных теорий, и это в конечном счете помогло ему умножить ряды сторонников и последователей тунчэнской школы.

Писал Цзэн Го-фань много, но шедевров не создал. Наибольших успехов он достиг в составлении докладов императору и в эпистолярном жанре. В прозе древнего стиля любил писать «предисловия» и «эпитафии». Вскоре после смерти Цзэн Го-фаня вышло собрание его стихов и прозы (1874), а следом — полное собрание сочинений (1874—1876).

Следуя тунчэнской традиции, Цээн Го-фань использовал литературу для утверждения конфуцианских идеалов: он пропагандировал принцип преданности правителю («Записки о Храме Павших Героев в Сянсяне»), прославлял сильную личность, способную вести за собой других, исправить нравы и обычаи и тем самым установить порядок в стране («О таланте»).

Но еще чаще литература служила Цзэн Го-фаню рупором реакционных политических взглядов. И тогда проза древнего стиля приобретала в его творчестве черты актуальной публицистики. Так, в «Манифесте об усмирении гуандунских бандитов» (1854) Цзэн Го-фань обрушивается на участников крестьянского восстания тайпинов, старается показать их злобными разрушителями традиционных нравственных ценностей и грабителями. Изображая взгляды тайпинов как порождение западной ереси, которую надлежит безжалостно искоренить, Цзэн Го-фань считал, однако, что в борьбе с восставшим народом любые средства хороши, в том числе и союз с иностранцами. И тут Цзэн Го-фань уже не заботился о том, какие последствия будет иметь вмешательство иностранцев для столь почитаемого им конфуцианского учения и для поддержания «чистоты национального духа».

Тунчэнцы единодушно отводили Цзэн Го-фаню роль общепризнанного лидера, главы так называемой хунаньской литературной школы. Среди его многочисленных последователей и единомышленников выделялись «четыре главных ученика»: Чжан Юй-чжао (1823—1894), Ли Шу-чан (1837—1897), Сюэ Фу-чэн (1838—1894) и У Жулунь (1840—1903). Читая их произведения, можно выявить некоторые общие черты. Это прежде всего однородность их идейно-политических взглядов: ревностная защита монархического строя и сословной иерархии, преданность правящей династии. Все четверо принадлежали к привилегированному сословию шэньши и служили, занимая различные административные и дипломатические посты.

Ученики Цзэн Го-фаня разделяли его литературные взгляды, следовали в творчестве примеру учителя. Характерная для него склонность к «деловой прозе», т. е. к злободневной публицистике, преобладала и в творчестве его «четырех главных учеников». На современные проблемы они реагировали весьма чутко, сохраняя при этом верность тунчэнским канонам.

Ближайшие ученики Цзэн Го-фаня шли к литературной славе надежным, проторенным предшественниками путем. Однако под влиянием некоторых внешних факторов они уже позволяли себе отступления от тунчэнской ортодоксии. Преодолевая ксенофобию, они стали писать о том, о чем никогда не писали ни Яо Най, ни Хань Юй, ни тем более Конфуций, — о Европе. Сюэ Фу-чэн и Ли Шу-чан, посетившие Англию, Францию и некоторые другие европейские государства в составе китайских дипломатических миссий, опубликовали свои дневники, рассказав соотечественникам о европейских впечатлениях.

Никого из современников, естественно, не удивляло, когда тунчэнцы выступали с такими традиционными и по содержанию, и по форме эссе, как «Биография непорочной девы Ма» Сюэ Фу-чэна, «Записки о поездке в горы Ланшань» Чжан Юй-чжао, «Читая „Комментарии Ван Би к „Лао-цзы“» Ли Шу-чана. Но теперь рядом появились «Записки о Брайтоне» Ли Шу-чана и «Записки о живописи маслом» Сюэ Фу-чэна, и это уже не казалось правоверным тунчэнцам необычным.

Внимание учеников Цзэн Го-фаня стала привлекать и Япония, вставшая после реформ Мэйдзи на путь современного развития. На японские темы писал У Жу-лунь («Предисловие к „Карте мира“ Ядзу Масанага», «Предисловие к „Очерку образования в Японии“»). Проводившиеся японцами социальные преобразования, приобщение страны к западной цивилизации побуждали тунчэнцев другими глазами взглянуть на проблемы Китая.

Усилившийся интерес к Западу создавал благоприятные условия для появления у тунчэнцев идеи реформ. У Жу-лунь и Сюэ Фу-чэн стали высказываться в пользу реформы традиционной системы образования. У Жу-лунь, например, ставил под сомнение обязательность зубрежки всего конфуцианского канона в школах и предлагал вести преподавание в соответствии с принципом «китайское учение является основой, а европейское — приложением».