История всемирной литературы в девяти томах: том пятый

В XIX в. положение изменилось. У Ричардсона были и в эту пору свои ценители: иронический Мюссе считал «Клариссу» лучшим из романов; Бальзак в предисловии к «Человеческой Комедии» назвал Клариссу Гарлоу «прекрасным образцом страстной добродетели». Но к этому времени новаторство Ричардсона было уже пройденным этапом. Психологизм «Клариссы», основанный на выяснении драматической борьбы противоречивых душевных движений и их сложной мотивировки, нередко ускользающей от сознания самих персонажей, теперь казался уже сам собой разумеющимся, стал общим достоянием реалистического искусства. Европейская литература XIX в. успела столь прочно и глубоко усвоить уроки своего учителя, что могла и посмеяться над его старомодностью. Отношение Пушкина к Ричардсону в этом смысле особенно характерно. «Барышня — крестьянка» выглядит шутливой пародией на «Памелу».

В «Евгении Онегине» дает себя знать полемическое отталкивание от «Клариссы»: «Читаю «Клариссу», мочи нет, какая скучная дура», — восклицал Пушкин в разгар работы над своим романом в стихах. «Ловласов обветшала слава // со славой красных каблуков // и величавых париков», — замечает он в четвертой главе романа. И все же, подсмеиваясь над «скучным» Ричардсоном, Пушкин не порывает с ним преемственной связи. Она не только проявляется подспудно в навыках аналитического исследования противоречивых душевных движений, в раскрытии драматического подтекста частной жизни. В образе Татьяны близость ее внутреннего мира к миру Клариссы и ее сестер по духу — Юлии Руссо, Дельфины де Сталь — проступает как важный поэтический мотив. Кларисса недаром названа первой среди тех иноземных героинь, в чьей истории эта девушка, «русская душою», «ищет и находит // Свой тайный жар, свои мечты…». Суд Татьяны над Онегиным отдаленно подготовлен судом Клариссы над Ловласом — первым в истории европейского романа актом утверждения независимости, свободы и равноправия женщины — не рабы, а хозяйки своего чувства.

В истории повествовательных жанров литературы Просвещения Генри Филдинг (1707–1754) выделяется не только как замечательный романист, но и как теоретик. Его взгляды на задачи и возможности просветительской повествовательной прозы (изложенные по преимуществу в предисловиях и «вводных главах») сыграли важнейшую роль в развитии эстетики реализма и представляют интерес и поныне. «Творец реалистического романа, удивительный знаток быта страны и крайне остроумный писатель» (А. М. Горький), Филдинг с первых шагов своего творчества примкнул к свифтовскому сатирико — реалистическому направлению в литературе английского Просвещения. В своей ранней поэме «Маскарад» он представил общество как гигантский маскарад, где царит всеобщее притворство. Срывать маски с низменных и своекорыстных страстей, показывая порок в неприкрытом виде, — такова задача, которую ставит перед собой молодой сатирик. Программа, намеченная здесь еще в довольно общей, классицистически — абстрактной форме, была осуществлена в зрелых произведениях Филдинга.

Шедевром повествовательной сатиры Филдинга была «История жизни покойного мистера Джонатана Уайльда Великого». После «Путешествий Гулливера» в английской просветительской литературе не было создано ничего, что могло бы сравниться с этой повестью по широте, смелости и силе сатирического обобщения.

«История… Джонатана Уайльда Великого» появилась в 1743 г. в трехтомном издании «Смешанных сочинений» Филдинга. Но есть основания предполагать, что она была написана значительно ранее. Филдинг, навсегда отлученный от театра законом 1737 г. о театральной цензуре, успешно использовал в «Джонатане Уайльде» свой опыт драматурга — сатирика — многие эпизоды этой сатиры написаны в диалогической форме, сценичны. Главная идея сатиры отчасти напоминает «Оперу нищих» Гея: мир темного уголовного дна, к которому принадлежит Джонатан Уайльд и его сообщники, оказывается вполне сопоставимым с миром правящих верхов. Но в отличие от балладной оперы Гея в сатире Филдинга нет места беспечному юмору и изящной шутливости. Здесь все окрашено мрачным колоритом, проникнуто негодованием и злостью.