Читаем История всемирной литературы в девяти томах: том третий полностью

Гуманистический универсализм Навои сказался в обширности и многообразии его творческого наследия. Его лирические стихи — газели — собраны в большой сводный диван «Сокровищница мысли», распадающийся на четыре цикла: «Чудеса детства», «Редкость юности», «Диковины среднего возраста» и «Последние советы старости»; сюда же примыкают стихотворения более сложных форм, созданные на основе газели, — мухаммасы, мусаддасы, местезады, а также кыты, рубаи и восходящие к тюркскому народному творчеству туюги. Навои написал свою «Пятерицу» — «Хамса», куда входят «Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь планет», «Стена Искандара». Им также написана философская поэма «Язык птиц» в подражание книге знаменитого поэта Аттара. Перу Алишера Навои, кроме того, принадлежат литературоведческий труд «Собрания утонченных», труд по поэтике «Вес размеров», упоминавшийся труд по лингвистике «Спор двух языков», исторические сочинения «История царей Аджама», «История пророков и ученых», а также философские трактаты, биографии ряда его современников и многое другое.

Как лирический поэт Навои был учеником персидских классиков. Он не пытался видоизменить или уничтожить условные формы газели. Наоборот, он показал неисчерпаемые поэтические возможности, заключенные в этой емкой лирической форме с ее обязательной тематикой — любовной (прославление необычайной красоты возлюбленной, сетования на ее холодность, страдания в разлуке с нею) и, можно сказать, «вакхической» (прославление радостей винопития, дружеской беседы за чашей вина, славословие виночерпию) и с не менее обязательным условным языком, исключительно богатым тропами.

Лирические стихи Навои не поддаются датировке, и в них едва улавливаются отклики на известные нам события жизни поэта. Его газелям вообще не свойственна событийность. Сводный диван «Сокровищница мыслей» разворачивается как лирическая исповедь поэта, чутко фиксирующего богатую гамму своих переживаний, спиритуализированных, как это было у Данте и Петрарки, но на особый, характерный для передовой поэзии Среднего Востока, суфийский манер. Поэзия Навои метафорична. Вся она — непрерывное нагнетание метафор, в которых поэт был необыкновенно смел, изобретателен и точен. Щедрая метафоричность открыла читателю все краски, звуки, запахи, формы мира, все радостные в своей основе проявления бытия. Одни метафоры и сравнения Навои не выходят за грань установившейся поэтической традиции, другие свежи и оригинальны. Тонко чувствующий природу человек, Навои наполнил ее образами свою поэзию. Здесь и свежая зелень лугов, и манящая прохлада леса, и знойная синева неба, и холодная белизна горных снегов, здесь птицы, звери, всевозможные цветы и травы и одновременно мерцание звезд на черной, опрокинутой чаше ночного неба.

Чувство любви трактуется поэтом как высокое, одухотворяющее, облагораживающее, но одновременно подчиняющее человека себе, сжигающее его дотла.

Эта одержимость любовью свойственна Навои, и мысли о неизбежности земного конца не рождают в поэте пессимистического отношения к миру: «Так прими же неизбежность мир покинуть, Навои, // Выведи любовь и нежность из мирского тупика». Он трактует любовь как всепоглощающее чувство, наполняющее жизнь человека большим содержанием и смыслом. Оптимистический, мироприемлющий пафос лирики Навои выражен и в стихах к виночерпию.

Лирика Навои, при всей ее артистической виртуозности, обращена к народу. У поэта есть стихи, осуждающие неправых правителей и отмеченные неподдельной любовью к простым людям. Впрочем, и сама жизнь Навои, аристократа, человека утонченной, рафинированной культуры, но живо прислушивающегося к нуждам народа, говорит о народных корнях его гуманизма. Сам Навои признавался на склоне лет: «Из средств своих я брал себе на жизнь лишь то, что необходимо простому человеку, — довольствовался халатом, который защищал меня в жару и в холод, и непритязательной пищей. Остальные же я тратил на общение с народом, на питание служителей и домочадцев. А то, что оставалось сверх расходов на еду и на исполнение различных обязанностей, я представлял на благотворительные дела».

Всепоглощающей силой чувства, высокими стремлениями, глубокой мудростью отмечены положительные герои пяти великих поэм Навои. Развивая многовековые поэтические традиции «Пятериц» Низами, Амира Хусро и Джами, поэт создал глубоко оригинальный эпический цикл, наполнив традиционные сюжеты новым идейно-художественным содержанием.

В поэмах А. Навои поднимаются важные для его времени вопросы нравственности, любви и дружбы, философии, науки, искусства, государственного устройства.

Перейти на страницу:

Все книги серии История всемирной литературы в девяти томах

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное