«Очищенный» от коммунистов, социал-демократов, и других строптивых политиков орган опустился до сборища одетых в форму нацистов-статистов, которым во время редких заседаний, которые все еще созывались, не нужно было ничего делать, кроме как неистово аплодировать своему фюреру и петь «Германия превыше всего». Однако здание рейхстага — кроме разрушенного зала пленарных заседаний, — не понесло значительного ущерба от поджога 27 февраля 1933 года. Здесь до 1939 г. находилась депутатская библиотека. Гитлер и Шпеер планировали полностью перестроить рейхстаг, но еще до начала войны эти планы были заморожены. В конце концов Альберт Шпеер использовал половину помещений рейхстага для установки своих огромных макетов предполагаемого расширения столицы рейха.
Вторую половину площадей рейхстага занимал Центральный архив военной медицины. Здесь врачи обрабатывали и оценивали истории болезни всех служащих вермахта, лечившихся в госпиталях, — в 1945 г. в рейхстаге хранились 14 000 000 историй болезни раненых немецких солдат. Таким был рейхстаг 1945 г.: склад для архитектурных макетов, отличительной чертой которых несомненно была мания величия, и хранилище документов о миллионах раненых. Поэтому он годился как символ краха Германской империи, но вовсе не как символ расцвета власти нацистов.
В кульминационных точках истории чрезвычайное значение имеют символы… Таким символом оказался рейхстаг, и 50 или 60 часов боев за него превратились в значительную и завершающую точку Великой Отечественной войны.
Однако это не помешало Милитону Кантария, Михаилу Егорову и фотографу Евгению Халдею 2 мая 1945 года. Их не беспокоили исторические тонкости, они даже не догадывались, что советская власть сделает их и это красное знамя культом. Ни о чем не задумываясь, фронтовики помогали московскому фотокорреспонденту инсценировать один из самых публикуемых в мире снимков Второй мировой войны: Евгений Халдей создал снимок, который выразил все, что в мае 1945 г. можно было сказать об этой войне. Для русского еврея Евгения Халдея, мать которого погибла при погроме в 1917 г., а три сестры и отец в Донецке были убиты немцами, фотоснимок «красного знамени на рейхстаге» имел особое значение. Это был символ его собственного триумфа: «Гитлеру не могло прийти в голову, что это знамя сошьет еврей, а другой еврей водрузит его на рейхстаге!»
1946 год
История Гелена
Он был «человеком-тенью» в первые годы существования ФРГ — Рейнхард Гелен, руководитель Федеральной разведывательной службы, БНД. Его карьера началась в аппарате гитлеровской разведки. Личность Гелена, как никого другого, окутана тайной. Что же он скрывал?
Английская газета «Дейли телеграф» назвала его «шпионом столетия». Для газеты «Вестдойче альгемайне» он был «человеком с тысячей ушей». Французский эксперт даже считал его «подлинным канцлером Федеративной республики». Его соперник, подполковник Фридрих Вильгельм Гейнц, подтрунивал над ним, не без уважения называя «продуктом духовного любовного свидания Маты Хари и генерала Людендорфа». В действительности основной чертой этого овеянного легендами человека была нелюбовь к публичности. Ни о ком другом из руководителей молодой Федеративной республики в средствах массовой информации и среди политиков не ходили такие туманные слухи, как о нем. Ни о ком другом не было известно так мало. Ответственность за это следует возлагать исключительно на похожего на призрак отца-основателя системы шпионажа в Федеративной республике — первого председателя Федеральной разведывательной службы Рейнхарда Гелена.
Его карьера началась при Гитлере. 1 апреля 1942 года его назначили начальником отдела генштаба, занимавшегося сбором информации об иностранных армиях Востока, важной для Восточного фронта, за советским передним краем. Полковник, которому как раз исполнилось 40 лет, быстро стал незаменимым. Энергичный, способный к четкому анализу, он превратил довольно медлительный отдел в эффективное разведывательное подразделение. Правда, зачастую Гитлер не обращал внимания на точность прогнозов Гелена о количестве вооружений и численности войск противника. Диктатор не желал ничего слышать о печальной действительности.