История XX века в лицах

В июне 1942 г. появились первые листовки «Белой розы». Откуда такое название? «Название «Белая роза» выбрано произвольно, — пояснил позже Ганс Шолль на допросе в гестапо. — Я исходил из предпосылки, что в действенной пропаганде должны быть некоторые устойчивые понятия, которые сами по себе ничего не обозначают и благозвучны, но за которыми строит некая программа». Среди историков до сих пор идут споры, была ли действительно у «Белой розы» твердая «программа». Зато представляется ясным, что именно возмущение нацистскими насильственными преступлениями на оккупированных восточных территориях, которые пережил член «Белой розы» Вилли Граф, будучи солдатом на Восточном фронте, послужило для студентов решающим импульсом, чтобы от внутреннего неприятия режима перейти к открытому сопротивлению коричневым властям. «Кто из нас сможет представить себе меру бесчестья, которое постигнет нас и наших детей, когда однажды с наших глаз спадет пелена и обнаружатся ужаснейшие, бесконечно превышающие всякую меру преступления?» — говорится уже в первой листовке группы; и во второй: «Лишь в качестве примера мы хотим коротко привести факт, что с момента захвата Польши в этой стране зверски убиты триста тысяч евреев. Мы видим здесь ужаснейшее преступление перед человечеством, преступление, с которым не сравнится ни одно подобное за всю историю».

Тексты первых листовок составляли вместе Ганс Шолль и Александер Шморелль и потом печатали их на одолженной дорожной пишущей машинке. Потом они раскладывали отдельные листовки — сначала их было всего несколько сотен — в университете или рассылали их избранным получателям, прежде всего людям с высшим образованием. Они надеялись таким образом мобилизовать против режима в первую очередь образованные слои, «элиту народа». «Нет ничего более недостойного для культурного народа, чем без сопротивления позволять «руководить» собой безответственной и подверженной темным побуждениям правящей клике, — говорится в одной из листовок. — Когда каждый ждет, пока начнет другой, посланцы мстящей Немезиды будут неудержимо приближаться, тогда и последняя жертва будет бессмысленно брошена в пасть ненасытного демона.

«Моя мать тоже как-то получила по почте листовку «Белой розы» и сказала Кристофу: “Смотри, что я тут получила, это действительно смело"».

Герта Зиблер-Пробст, вдова Кристофа Пробста

Поэтому каждый в отдельности, сознавая свою ответственность как член христианской и европейской культуры, в этот последний час должен защищаться, насколько он может, работать против бича человечества, против фашизма и всякой аналогичной ему системы абсолютного государства». Внесенные в списки образованные граждане, а также владельцы гостиниц и ресторанов и мелкие торговцы должны были, по представлению Шолля и Шморелля, распространять прочитанное в народе.

Однако в нацистском государстве всеобщего контроля это едва ли было возможно, поскольку страх перед доносом был слишком велик. «Когда в ящике на своем месте в лаборатории я однажды нашла листовку, — рассказывает Хильдегард Хамм-Брюхер, учившаяся в то время в Мюнхене, — я была настолько малодушна, что быстро пробежала ее глазами. Потом я спрятала ее в карман, как можно быстрее порвала на мелкие клочки и спустила в туалет».

Летом 1942 г. «Белая роза» временно замолчала — ее главные действующие лица были откомандированы для медицинской практики на Восточный фронт. Вечером перед отъездом друзья собрались еще раз и приняли решение: после возвращения организовать сопротивление на более широкой основе. «Мы должны попытаться раздуть искру сопротивления, которая тлеет в миллионах честных немецких сердец, чтобы она горела ярко и смело», — объяснял близко стоявший к студентам профессор Курт Хубер.

Поздней осенью они собрались снова. Основа группы расширилась, добавились кружки друзей в других городах. Тираж листовок увеличивался — если летом 1942 г. были напечатаны несколько сотен экземпляров, то теперь их были многие тысячи. Новые члены, большее количество листовок и усиленная активность означали, правда, и повышенную опасность разоблачения.

«Для меня существовал только способ открытого и публичного протеста, а не сопротивления».

Курт Хубер, 19 апреля 1943 г.