История западноевропейской музыки до 1789 года. Том 1 (до XVIII века)

Пёрселл имел случаи и, вероятно, испытывал потребность высказать некоторые из своих взглядов и вкусов в области музыкального искусства. В авторских предисловиях к некоторым его сочинениям, в теоретическом пособии «Введение в искусство музыки» он проявил себя как теоретик и одновременно как художник определенной эстетической ориентации. Пёрселла привлекали проблемы синтеза искусств, он писал о естественном союзе поэзии и музыки, объединяющем разум и красоту (предисловие к «полуопере» «Пророчица, или История Диоклетиана»). Он настаивал на том, что «нынешний век» требует отказа от прежних «варварских» вкусов и располагает к утонченности, к созданию стройных, благозвучных произведений. Пёрселла одновременно глубоко интересовали коренные музыкальные традиции английской культуры — и увлекали новейшие европейские искания в создании прогрессивных музыкальных форм и сложении нового музыкального стиля. Упомянутое «Введение в искусство музыки», выпущенное издателем Джоном Плэйфордом в 1655 году, позднее много раз переиздавалось. Двенадцатое издание (1694) было подготовлено, отредактировано и значительно дополнено Пёрселлом, придавшим книге серьезные достоинства и сообщившим ей отчасти собственный творческий отпечаток. В заново написанном разделе о контрапункте композитор особо выделил вопрос о гроунде как традиционно-английской форме остинатного изложения. В предисловии к изданию своих трио-сонат (выпуск 1683 года) Пёрселл выразил большой интерес к новым образцам итальянской музыки, к которым желал привлечь симпатии своих соотечественников и которым в известной мере следовал сам. Иными словами, композитор превосходно осознавал свои художественные задачи, был тверд в своих убеждениях, предпочтениях, вкусах[97].

Подавляющее большинство произведений Пёрселла так или иначе связано со словесным текстом или с текстом и сценическим действием: энсземы и другие вокальные духовные сочинения, светские оды, приветственные хоровые произведения на случай, кантаты, более ста песен, множество дуэтов, кетчей (традиционных в английском быту канонов), музыка к десяткам драматических спектаклей, примыкающие к ней «полуоперы» (semi-оперы) и, наконец, оперы, вернее, одна бесспорная опера — «Дидона и Эней», Тем не менее текст имеет для Пёрселла весьма специфическое значение, иное, чем у флорентийцев, у Монтеверди или у Люлли в опере. Словесный текст дорог Пёрселлу, если он соответствует его музыкальной образности, единой в вокальных и инструментальных произведениях. И композитор буквально обходит в тексте то, что ему образно не близко. К какому бы жанру Пёрселл ни обращался, он прежде всего музыкант со своей сложившейся и яркой образной системой. Он склонен раскрывать ее в связи с текстом или также сценическим действием, но может обойтись и совершенно без этого, обращаясь к инструментальной фантазии, трио-сонате, клавесинной пьесе. В «Королеве фей» музыка его столь обильна и столь значительна, что советский исследователь, например, настаивает на принадлежности этого произведения к оперному жанру[98]. Однако образная система и даже образная концепция в целом, как она выражена в музыке Пёрселла, с одной стороны, в тексте пьесы — с другой, лишь только соприкасается некоторыми гранями, но совсем не совпадает, причем Пёрселл высоко поднимается над второсортным драматургом своего времени (Э. Сеттл?), переработавшим пьесу Шекспира.

Что же именно характерно для образного мира Пёрселла? Во-первых, сама по себе концентрация музыкальной образности как таковой, концентрация, к которой последовательно шла вся музыка XVII века, включая оперу от Монтеверди и венецианцев, а также наиболее передовые инструментальные жанры с их формированием тематизма в отдельных частях и образными контрастами в пределах цикла. Пёрселл не создает «нейтральной» в образном смысле музыки и почти не мыслит законченной пьесы или ее значительной части вне яркой образной характерности, выдержанной последовательно и на основе внутреннего интонационного единства. Он любит традиционные в Англии формы basso ostinato, которые — сверх всего — еще скрепляют единство целого, будь то ария или инструментальная пьеса. Пёрселлу был бы чужд и метод флорентийцев, следующих в монодии за поэтической строкой, и метод Люлли, как правило мелодически декламирующего текст в стиле классической трагедии. Любая ария (как и любая иная пьеса) для него — прежде всего музыкальный образ, и этому в первую очередь подчиняется интерпретация поэтического текста, сохраняя, однако, и необходимую чуткость к слову.