История западной философии. Часть I. Античность. Средневековье. Возрождение

Основные свои идеи он высказал в трактатах «О средствах против превратностей судьбы», «Инвективы против врача», «Об уединенной жизни», «О своем и чужом невежестве», «Моя тайна» («О презрении к миру») и др. Одна из главных проблем, волнующих Петрарку, это ослабление веры во Христа и распространение неверия. Одной из главных причин этого Петрарка считает увлечение естественными науками в ущерб изучению человека. Особенно в этом можно упрекнуть аверроистов: «А вы чтите этого вашего Аверроэса, вы его любите, вы за ним неотступно следуете и, только потому что ненавидите живую истину Христа, отворачиваетесь от Него»[287]. В «Инвективе против врача» Петрарка обрушивается на тех, кто думает лишь о материальном, не уделяя должного внимания духовной жизни. А ведь думать о бессмертной душе гораздо важнее, чем заниматься лечением тела, которое все равно рано или поздно умрет: «Размышлять о смерти, всегда быть во всеоружии, готовиться с презрением претерпеть ее, идти ей навстречу, если заставят обстоятельства, с высокой душой отдать эту краткую и жалкую жизнь за жизнь вечную, за счастье и славу вечной жизни — вот истинная философия. Некоторые философы говорят, что философия не что иное, как размышление о смерти. Это определение философии хотя и принадлежит язычникам, однако не чуждо и христианам, у которых должно быть презрение к этой жизни, надежда на жизнь вечную и желание смерти»[288].

Другая причина распространения неверия — увлечение диалектикой. Он обличает университетское образование и кажущуюся мудрость. Это псевдомудрость, которая оперирует различными терминами и словами, но ни к познанию Бога, ни к познанию человека не имеет никакого отношения. Петрарка иронически замечает: мы живем в счастливое время, потому что раньше был один, два, самое большее семь мудрецов, теперь же их буквально толпы, стада, которые наполнили все университеты.

Схоласты взяли за образец для себя философию Аристотеля, однако аристотелизм в трактатах схоластов во многом извращен. Поэтому Петрарка оговаривается, что, выступая против современной философии, он выступает не против Аристотеля как философа, жившего в Древней Греции, а против аристотеликов. Чтобы знать Аристотеля, нужно изучать самого Аристотеля и всю античную культуру. Петрарка впервые вновь поднимает интерес к такому гению античной философии, как Платон. «Могут спросить, кто дал первенство Платону? Что касается меня, отвечу: не я, но, как говорят, истина: если он ее и не сумел поймать, то видел, и она подпустила его к себе ближе, чем других. Это признают многие авторы, прежде всего Цицерон и Вергилий, который не упоминает имени Платона, но следует за ним, затем Плиний и Плотин, Апулей, Макробий, Порфирий, Цензорин, Иосиф Флавий, а из наших — Амвросий, Августин, Иероним и многие другие. Можно легко проверить, если это не всем известно. Впрочем, кто этого не признаёт? Разве только толпа схоластов, безумная и склочная?»[289] Именно с Петрарки ведет свое начало платоническая линия в философии Возрождения. Петрарка признавался, что у него есть 16 работ Платона, о которых схоласты даже и не слышали, но все равно считают его философом менее значимым, чем Аристотель.

Петрарка возражает не только против чрезмерного увлечения аристотелевской философией и силлогизмами, но и против «варварской латыни», на которой пишутся трактаты и ведутся диспуты в университетах. Этой латыни, в которой нет ничего живого, он противопоставляет латынь, на которой писали Вергилий, Цицерон и другие римские поэты и философы.

Но все же главная проблема для Петрарки — познание не Бога, а человека. Ведь если даже не все небожители преуспели в познании Бога, а некоторые, самые выдающиеся из них, даже отпали от Него, то что же говорить о человеке? Человек тем более не может познать Бога и поэтому должен изучать только сам себя. Именно в этом пафос всего творчества Петрарки и его философских трактатов, писем, стихов.

Петрарка признаётся, что он ничего не знает, что он невежда в философии. Эти слова — одновременно ирония и истина, так как Петрарка действительно не имел философского образования. А далее он делает вывод: о Божественных делах пусть рассуждают небожители, а человек, как существо земное, должен рассуждать о земных, человеческих делах.