История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3

Подойдя к урочищу, они пристали к одному острову и стали советоваться, каким образом им стать в Каменном Затоне и видеться с калга-султаном. Снесшись с калга-султаном, они выпросили у него четырех мурз заложников, оставили их на острове, а сами вышли на левый берег Днепра и стали там «вооруженным чином». Калга-султан, узнав о переправе Гусака с правого на левый берег, послал к кошевому людей и через них просил со всем товариством явиться к нему в султанский намет, стоявший поодаль от левого берега Днепра. Кошевой атаман сперва отговаривался и, в свою очередь, просил султана приехать к запорожскому товариству, но посланные султана возразили, что «непристойно такому великому господину», как калга-султан, приходить первому к запорожскому войску. Тогда кошевой атаман, посоветовавшись с товариством, решил идти к султану. Тут татары подвели кошевому коня, и он, взяв с собой нескольких человек куренных атаманов, приехал к султанскому намету и нашел там, кроме султана, писаря Петрика. Когда кошевой и куренные атаманы вошли в намет султана, то поздоровались с ним[228], заняли, по его приглашению, указанные места и провели в намете время с обеденного часа до вечернего. Кошевой атаман прежде всего обратился с вопросом к султану, от кого привез Петрик в Крым письма и каковы те письма. На это султан отвечал, что Петрик писем ни от кого ему не привозил; но, приехав в Крым, уверил хана и султана на словах, что он обнадежен самими запорожскими казаками. Кошевой на это возразил, что запорожцы Петрика к хану не посылали, и когда он бежал из Запорожья, вовсе о том не знали. После этого кошевой с тем же вопросом обратился к Петрику. Петрик сперва отговаривался и требовал, чтобы запорожцы безусловно верили его слову, но потом, когда кошевой настойчиво потребовал от него гетманских писем или хотя присяги в том, что он имеет их, сознался, что у него никаких гетманских писем нет, что его никто из старших, ни из меньших к тому делу не подговаривал, а заключил он мирный договор с крымским ханом «своим разумом, ужалившись тягостями и нестерпимыми обидами малороссийского посполитого народа». После такого разговора с Петриком калга-султан потребовал от куренных атаманов принести присягу на приязнь крымскому государству: во время похода татар на Украину Крыму не вредить; татар, которые будут возвращаться из-под русских городов с добычей, не громить. Когда куренные атаманы дали на том присягу, то калга-султан начал настаивать на том, чтобы немедленно идти на города московских царей[229]. Но от этого предложения кошевой атаман старался всячески отговориться: он попросил у султана три дня на размышление, говорил, что без рады всего низового войска сам не может такого дела решить, поставлял на вид, что идти ему в такой трудный поход не с кем, потому что одна часть его войска ушла к устью Днепра в Прогнои, другая к урочищу Бердам и Молочным на соляную добычу; на Кошу же осталось войско ненадежное, и приневолить его к такому делу решительно невозможно. Однако ни кошевой, ни старшина никого не будут неволить, и кто из войска захочет идти в поход, того не будут удерживать, кто не захочет, того силой не будут высылать. Впрочем, не желая брать на себя никакой ответственности, кошевой атаман спросил на этот счет совета у бывших с ним куренных атаманов, и тут один из атаманов дали такой ответ, что не приходится войску идти заодно с басурманами воевать православных христиан, а другие отвечали так, что коли уж султану принесли присягу, то можно с ним и на войну под малороссийские города идти. После всех этих разговоров калга-султан и Батырча-ага подарили кошевому серого коня с седлом и со всем конским убором, кроме того, чугу златоглавную да кафтан бархатный, куренным атаманам и знатным казакам по кафтану да по чуге, а «своевольцам», бывшим при татарах, дали денежное жалованье, по коню да по саадаку и после того всех отпустили в Сечь. Во время разговоров кошевого атамана и знатного товариства пришлое с ними войско все время стояло у днепровского берега до поворота к нему атамана. К вечеру того же дня кошевой с товариством был уже у левого берега Днепра, а к ночи – в Запорожской Сечи.