История зарубежной литературы XIX века. Романтизм: учебное пособие

Исследователи неоднократно отмечали, что структурно новелла построена на переплетении и взаимопроникновении сказочно-фантастического плана с реальным, т. е. мир сказки в новелле соседствует с обычной реальной жизнью. Такова двуплановость художественного метода Гофмана. Художник, противопоставляя мир реальный и фантастический, реализует мотив двоемирия также в двойственности существования персонажей. У одних эта двойственность очевидна (у Ансельма, архивариуса Линдгорста, Серпентины, злой колдуньи старухи Рауэрин), а у других она лишь предполагается (у конректора Паульмана, регистратора Геербранда, Вероники). Над «двоемирием» этих персонажей Гофман шутит. Совершенно ясно, что регистратор Геербранд и конректор Паульман – типичные дрезденские обыватели, серьезные и степенные. Однако бывают ситуации, когда они отбрасывают свою чопорность и обретают естественность, шутят и дурачатся, но все это происходит только под действием выпитого пунша. На какое-то время они попадают в необыкновенный мир, но, протрезвев, опять становятся прозаически мыслящими обывателями.

Вероника – милая юная девушка, но так же, как ее отец и регистратор Геербранд, – типичная обывательница. Она мечтает стать женой надворного советника, с которым могла бы осуществить свой идеал филистерского счастья и благополучия. Она любит не человека, а его ранг, должность. И в Ансельме Вероника прежде всего видит будущего надворного советника. Через него же она на какое-то время входит в соприкосновение с царством духов, и в ней на какое-то время просыпается настоящая жизнь. Но приземленность Вероники, ее потребительское отношение к людям не позволяют ей остаться в мире, где есть волшебство и поэзия.

Этим героям противопоставлены архивариус Линдгорст и его дочь Серпентина. Они пришли в филистерский мир из фантастической сказки, где один был Саламандрой, а другая – золотисто-зеленой змейкой с синими глазами. С ними и оказался студент Ансельм, у которого проснулась поэтическая душа, поверившая в волшебный мир. Двойственность существования этих персонажей очевидна. Всем известный в городе архивариус Линдгорст – почтенный человек, старательный чиновник, отец троих дочерей, – однако он добрый волшебник, могущественный властитель духов в сказочной стране Атлантиде. По Гофману, мир предметов, вещей содержит в себе искры живой жизни. Порой они прорываются наружу и тогда дверной молоток, за который взялся Ансельм, собираясь войти в дом Линдгорста, вдруг превращается в отвратительную рожу злой колдуньи, а шнурок звонка становится исполинской белой змеей, которая душит несчастного студента. Комната в доме архивариуса, уставленная обыкновенными растениями в горшках, становится для Ансельма экзотическим тропическим садом, когда он думает о Серпентине. Шлафрок архивариуса Линдгорста превращается в куст огненных лилий, в свеклу превращается злая колдунья, она же торговка у ворот и няня Вероники – Лиза, которая тоже живет в мире реальном и сказочном, являясь всегда воплощением злых сил, – ведь в мире реальном и в мире фантастическом идет постоянная борьба добра и зла.

Показав взаимодействие трех тем, Гофман еще более обогащает свое повествование, включая четвертую тему: тему познания. Благодаря любви Ансельм становится своим в мире природы, и теперь он способен познать тайны мироздания, которые открываются ему в старинных манускриптах. Ансельм уже не просто «искусный рисовальщик», а человек, способный мыслить, чувствовать и постигать прекрасное. Пока герой верен любви Серпентины, он остается особенным человеком, не таким, как другие дрезденские жители.

Прослеживая развитие сюжета и отмечая особенности художественного воплощения темы главного героя, замечаем, что в девятой вигилии (главе) эта тема как бы приобретает первоначальное «звучание». Происходит это в тот момент, когда Ансельм усомнился в своей любви к Серпентине. И вот опять перед нами предстает чудак и неудачник Ансельм, неловкий, неуклюжий, и предметы снова им управляют.

Как и в начале новеллы, Ансельм опять становится чужим в природе, перестает замечать ее красоту, для него все становится обыкновенным и серым. Он утрачивает чувство веры в прекрасное и чудесное: «Als er nun mittags durch den Garten des Archivarius Lindhorst ging, konnte er sich nicht genung wundern, wie ihm das alles sonst so seltsam und wundervoll habe vorkommen konnen. Er sah nichts als gewohnliche Scherbenpflanzen, allerlei Geranien, Myrtenstocke und dergleichen» [13: 201].

Утратив веру в любовь, Ансельм останавливается и в познании мира. Как бы в довершение всего он ставит огромную кляксу на оригинал манускрипта, и наказание с геометрической четкостью свершается над ним: он попадает в стеклянную банку на столе в библиотеке архивариуса, где уже есть пять других таких же стеклянных сосудов с «закупоренными». Стеклянные сосуды ограничивают свободу, не дают возможности двигаться, действовать и даже мыслить без того, чтобы не поднимался оглушительный звон в головах «закупоренных».