История зарубежной литературы XVII―XVIII вв.

В годы страшных бедствий народу случается терять свой жизненный оптимизм. Так произошло в Германии в период Тридцатилетней войны, и народный писатель Гриммельсгаузен изобразил мир как хаос зла, он не увидел в действительности никакой руководящей, разумной закономерности, не хотел видеть ее и в искусстве. Хаос в мире — хаос в искусстве.

Драматургия. Стиль барокко особенно сильно сказался в драматургической литературе Германии XVII столетия. Трагедия на немецкой почве превращается поистине в сгусток крови, в изображение самых диких злодеяний. Убийство, разврат, кровосмешение — вот темы трагедий Каспара фон Лоэнштейна («Софонизба», «Клеопатра», «Агриппина», «Ибрагим-султан», «Ибрагим-паша» и др.). Все это приправлено словесной цветистостью и не содержит никаких серьезных проблем.

Нельзя этого сказать о театре Андреаса Грифиуса. Грифиус — поэт, талантливый, серьезный. Он творит с глубокой мыслью, ему не чужд критический взгляд на социальную несправедливость. В своей трагедии «Лев Армянин» он с симпатией рисует образ тираноборца. Но во всех его драмах, как и во всем его творчестве, жизнь человеческая предстает как безысходная юдоль скорби. Он прославляет христианское мученичество. Героиня его трагедии «Екатерина Грузинская», умирающая за веру Христову, перед казнью зовет смерть-утешительницу: «О смерть! О желанная смерть! О утешительный дар!» (акт IV).

Грифиус в трагедии «Убиенное величество, или Карл Стюарт, король Великобритании!» осуждает революционный английский народ, казнивший короля. На сцене появляется хор королей, убитых в различные периоды истории; хор коронованных призраков призывает к мщению, обращает свои мольбы к богу. Призраки, привидения, ведьмы — постоянные персонажи трагедий Грифиуса.

Даже в бытовой драме «Карденио и Целинда», любопытном с точки зрения эволюции театральных жанров сочинении, — те же призраки, говорящие мертвецы и пр. Грифиус пессимистически смотрит на мир, и наиболее излюбленные его изречения — изречения Экклезиаста о суетности мира, о тщете человеческих начинаний.[88]

* * *

Настроения Гриммельсгаузена, наиболее яркого таланта в Германии XVII столетия, были настроениями, присущими всем тогдашним мастерам пера. Близок ему Фридрих Логау (1604―1655).

Фридрих Логау, поэт сатирик, стихом язвительным, едким, словом, подчас грубым, но сильным и верным, с саркастической улыбкой на устах говорит о новых алхимиках, которые делают золото из крови немцев. Страшная усталость и какое-то нравственное опустошение, безверие звучат в его стихах. Ни светлых дней, ни радостных улыбок не предвидится ему в будущем. Мир населяют звери, и эти звери именуют себя людьми.

Какова Германия после тридцатилетних разбоев, грабежей и бесчинств озверелой военщины? Вот она, отвечал Логау с убийственной иронией в стихотворении «По окончании войны»:

Рубищем покрыты,
Только горем сыты,
Без гроша в кармане,
С болью в каждой ране,
С духом сокрушенным, —
К оскверненным женам,
К чужеродным детям,
К опустевшим клетям
Тянутся солдаты.
На войне проклятой
Понабили ранцы
Только иностранцы.

Антивоенной теме посвящена немецкая проза XVII столетия. Писатель Мошерош тоже сатирик и также не чуждается грубого, правдивого слова. В его сатирическом произведении «Видения Филандра фон Зиттевальда» (1642) — в обличении пороков мира, в философии жизни, в самой манере письма — самое доподлинное барокко. Мошерош воспользовался испанским образцом — «Сновидениями» Кеведо.

«Диковинные и подлинные видения Филандра из Зиттевальда, в коих выведены и отражены, как в зеркале, для всеобщего обозрения дела мирские с их натуральными красками, суетностью, насилием, лицемерием и глупостью» — само заглавие книги содержит в себе философию автора. Раскрываем книгу. Картина «Солдатская жизнь» полна кошмаров и ужасов войны. С натуралистической подробностью Мошерош рассказывает о бесчинствах солдат, о пытках самых невероятных, самых изощренных. Далее — картина «Дети ада». Но что такое ад? Люди говорят о кошмарах преисподней. Это детская игра сравнительно с тем, что творится на земле. Разве может дьявол измыслить зло, которое превосходило бы зло, порожденное человеком? Нигде нет правды, добра, справедливости, и особенно при дворах владык. «О проклятая жизнь! Вечные распри, вечная ненависть, вечная склока, вечная злоба, вечная ложь!» — вот человеческий мир. И нет ничего светлого на свете. Кажется, внешний облик прекрасен, но протяните руку — и все преобразится перед вами, рука не ощутит плоти, видение окажется тенью. И все летописи мира запечатлевают лишь ложь, внешнюю форму, скрывающую грязную правду под мишурой красивости: «…бытие всех людей — лишь внешняя личина, суетное лицемерие».