История зарубежной литературы XVII―XVIII вв.

Общность и разногласия просветителей. Просветители действовали единым фронтом, когда дело шло о ликвидации феодализма, но за пределами этой исторической задачи пути их расходились. Они спорили и подчас доходили до открытой вражды.

В стане просветителей более умеренных политических взглядов придерживались Вольтер, Монтескье, Бюффон, д’Аламбер, Тюрго. Другие, связанные с наиболее демократическими слоями населения Франции (Руссо, Мабли, Морелли), шли дальше их: они поднимались уже до критики частной собственности. Жан-Жак Руссо в своем трактате «О происхождении и основах неравенства между людьми» вскрывает истинные причины гражданского неравенства, указывая на частную собственность как на основной источник всех общественных бед.

Имелись серьезные разногласия между просветителями и в вопросах философии. Наиболее последовательными материалистами были Дидро, Гольбах, Робине, доходившие до атеизма. Между тем Руссо в философии склонялся к идеалистическому истолкованию мира. Просветители чрезмерно преувеличивали силу идей. Они полагали, что идеи могут сделать чудеса в общественном устройстве, произвести переворот в сознании людей, а вслед за тем и в материальной жизни общества. Это послужило причиной многих их заблуждений. Первым из таких заблуждений была вера в идею просвещенной монархии.

Теория «просвещенной монархии». Материалист и атеист Гольбах рассуждал: «Велением судьбы на троне могут оказаться просвещенные, справедливые, мужественные, добродетельные монархи, которые, познав истинную причину человеческих бедствий, попытаются исцелить их по указаниям мудрости».

Вольтер в письме к прусскому королю Фридриху II излагал свою точку зрения следующим образом: «Поверьте, что истинно хорошими государями были только те, кто начал, подобно вам, с усовершенствования себя, чтобы узнать людей, с любви к истине, с отвращения к преследованию и суеверию. Не может быть государя, который, мысля таким образом, не вернул бы в свои владения золотой век». Они поддерживали связь с коронованными особами, не скупясь на похвалы и лестные эпитеты, и подчас закрывали глаза на их пороки, недостатки, не желая расставаться с излюбленной теорией. Просветители прославляли имя Екатерины II. «Дидро, д’Аламбер и я создаем вам алтари», — писал ей Вольтер. «В Париже нет ни одного честного человека, ни одного человека, наделенного душой и разумом, который не был бы поклонником вашего величества», — писал ей Дидро. Как заблуждались французские просветители насчет Екатерины II, может засвидетельствовать любопытный документ — распоряжение русской императрицы от 1763 г. Она писала: «Слышно, что в Академии наук продавались такие книги, которые против закона, доброго нрава, нас самих и российской нации, которые во всем свете запрещены, как, например, Эмиль Руссо, Мемории Петра III и много других подобных… Надлежит приказать наикрепчайшим образом Академии наук иметь смотрение, дабы в ее книжной лавке такие непорядки не происходили».[174]

Поэт Алексей Толстой в шутливой форме макаронического стиха осмеял комическое преклонение перед Екатериной II наивных сторонников идеи просвещенной монархии, их иллюзии и лукавую русскую государыню:

«Madame! При вас на диво
Порядок процветет», —
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот:

«Лишь надобно народу,

Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать!»

Она им возразила:

«Messieurs, vous me comblez!»[175]
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле.

В качестве исторической справки сообщим: крепостное право на Украине было введено Екатериной II указом 1783 г. Она раздала своим фаворитам десятки тысяч крепостных: Потемкину — 2150, Орлову — 25 500, Зубову — 13 600, Румянцеву-Задунайскому — 20 000, Панину — 8400, Зорину — 13 000, Завадовскому — 8700. Всего около 400 тыс. человек. «Екатерина любила просвещение, — иронически писал Пушкин в „Заметках по русской истории XVIII века“, — а Новиков, распространивший первые его лучи, перешел из рук Шешковского (домашний палач Екатерины. — Примечание Пушкина) в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами — и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если бы не чрезвычайная его известность».