В записной книжке Пестеля были найдены многочисленные выписки из книг Руссо, Вольтера, Дидро, Гольбаха, Гельвеция и других французских просветителей. Член Южного общества М. П. Бестужев-Рюмин заявил на допросе, что «первые либеральные идеи почерпнул в трагедиях Вольтера, которые рано попались ему в руки». Декабристы, изучая сочинения Вольтера, ища в них подкрепления своим революционным замыслам, не всегда соглашались с ним и критиковали его за ограниченность его просветительской программы и общественных идеалов.
В бумагах арестованного декабриста А. И. Барятинского были найдены стихи, полемизирующие с известной фразой Вольтера: «Если бы бога не было, его нужно было бы выдумать». «Если бы даже бог существовал, — нужно его отвергнуть», — писал Барятинский.
В интересе декабристов к французскому философу и поэту не было и тени какого-либо пристрастия к тем мотивам скепсиса и эпикурейства, которые смаковали, читая насмешливую поэму Вольтера («Орлеанская девственница») или повести его, баре XVIII столетия. Декабристы спешили найти в книгах ответы на волнующие их социальные и политические вопросы и далеки были от взгляда на литературу как на средство «приятного времяпрепровождения». Чисто деловой подход был и к сочинениям Вольтера. Они ценили его смелость, его ум, его общественные идеалы. Они искали в нем духовной поддержки в своей борьбе с крепостничеством.
Вольтера много читал Пушкин. Еще в юности поэт избирает для себя два авторитета — Радищева и Вольтера. Их свободолюбивая просветительская деятельность привлекает к себе гениального поэта. Пушкин с восторгом отзывался об универсальном таланте Вольтера:
Пушкин, с его трезвым, нравственно здоровым взглядом на мир, любил в Вольтере оптимистическую бодрость и крепость мысли. В юности он с мальчишеским задором смеялся вместе с Вольтером над религиозными предрассудками, в зрелом возрасте он строже отнесся к язвительному перу Вольтера.
В первые десятилетия XIX в. вольтеровский театр еще полной жизнью живет в России. На русской сцене идут трагедии Вольтера. Во многом содействовали их успеху замечательные русские трагические актеры: Каратыгин, блестяще исполнявший роль Танкреда в одноименной трагедии, переведенной на русский язык Гнедичем, и Семенова, затмившая своей игрой знаменитую французскую актрису Жорж, гастролировавшую в России в 1808―1812 гг.
Жорж выступала в трагедиях Вольтера «Семирамида» и «Танкред», исполняя в последней роль Аменаиды. С ней соревновалась русская актриса Семенова. Зритель Петербурга и Москвы рукоплескал естественной и трогательной игре Семеновой, что же касается французской актрисы, то при всем блеске технического оснащения сценического образа ей «не хватало души», по отзывам Пушкина.
Новое поколение русских мыслителей, писателей, критиков разделило с Пушкиным и декабристами интерес и симпатии к Вольтеру. Литературное наследие Вольтера хорошо знал Герцен. Он часто перечитывал отдельные его сочинения и придавал большое значение разрушительной силе вольтеровского смеха в революционном значении этого слова («Смех имеет в себе нечто революционное»). В 1842 г. он записывает в своем дневнике: «Что за огромное здание воздвигнула философия XVIII века, у одной двери которой блестящий, язвительный Вольтер, как переход от двора Людовика XIV к царству разума, а у другой мрачный Руссо…»
В. Г. Белинский, ранние отзывы которого о просветителях и Вольтере были отрицательными, в зрелый период своей деятельности, руководствуясь исторической точкой зрения, высоко оценил роль Вольтера в мировом освободительном движении человечества и в развитии литературы. Белинский называл Вольтера «вождем века», «критиком феодальной Европы» и причислил к глубоко национальным поэтам Франции. «Искусство во Франции, — писал он, — всегда было выражением основной стихии ее национальной жизни: в веке отрицания, в XVIII в., оно было исполнено иронии и сарказма; теперь оно одно исполнено страданиями настоящего и надеждами на будущее. Всегда было оно глубоко национальным… Корнель, Расин, Мольер столь же национальные поэты Франции, сколько Вольтер, Руссо, а также Беранже и Жорж Занд».[191]