История зарубежной литературы XVII―XVIII вв.

Руссо был на крайнем левом фланге французского просветительского движения. Его последователи во время революции отличились наибольшим радикализмом. «Это он был виновником революции», — сказал однажды Наполеон. И тем не менее самые ярые ненавистники просветителей и свершившейся революции восхваляли Руссо в XIX столетии, предавая при этом анафеме Вольтера. Шатобриан, аристократ, эмигрант, наиболее реакционный из романтиков, был самым преданным его поклонником.

Политические учения Руссо, его страстная критика социальных пороков отошли теперь на второй план, — но то, что вошло в историю под именем руссоизма, а именно отрицание цивилизации, разума, теория «естественного человека», призыв к природе, прославление чувства, религия сердца, — теперь зазвучало с новой силой. Романтизм первых десятилетий XIX в. окрасил их в трагические тона.

Герой Шатобриана Рене, подобно Сен-Пре, уходит от цивилизации Европы к дикарям Америки. Нервозность, мрачная страстность философа оказались созвучными с настроениями поколения, пришедшего в литературу Франции после падения Наполеона.

В России Руссо вызвал противоположные чувства. Екатерина II его не терпела и даже выговаривала Академии наук за то, что в ее книжной лавке продавался «Эмиль». Фонвизин же, отправляясь во Францию, обещал сестре посетить ее кумира в Париже. Он потом получил даже согласие философа на встречу, но неожиданная смерть автора «Исповеди» помешала ей осуществиться. Радищев был самым ревностным читателем французского автора. Семнадцатилетний лицеист Пушкин находился во власти его идей. В стихотворении «Деревня» он насыщает идеями Руссо картины русской действительности. Руссоистский культ природы и его свободолюбивая патетика находят в России самое выразительное подтверждение.

Позднее Пушкин с известным скептицизмом судил о Руссо («красноречивом сумасброде»), но образ французского философа волновал его:

Теперь куда же меня б ты вынес, океан?
Судьба людей повсюду та же:
Где благо, там уже на страже
Иль просвещенье, иль тиран.

Откуда этот выпад против Просвещения? Конечно, от Руссо. Живя в Молдавии, Пушкин бродил некоторое время с цыганским табором. Откуда это желание узнать жизнь «детей природы»? Конечно, от Руссо. Свои впечатления, свои мысли Пушкин выразил в поэме «Цыганы». Старый цыган чудесными пушкинскими стихами излагает руссоистскую теорию о незлобивости и чистоте сердец дикарей:

Мы дики, нет у нас закона.
Мы не терзаем, не казним,
Не нужно крови нам и стона…

Но Пушкин не согласился с Руссо. Осудив «неволю душных городов» (руссоистскую «цивилизацию»), он не нашел альтернативы и в жизни дикарей:

Но счастья нет и между вами,
Природы вольные сыны,
И под издранными шатрами
Живут мучительные сны…

Пятнадцатилетний Лев Толстой увлекся идеями французского философа и всю жизнь проносил его образ в своем сердце. Руссоизм Толстого общеизвестен. Печать идей Руссо лежит на многих страницах гениального русского писателя. Раскройте его роман «Воскресение», первая его страница, первая его фраза — руссоистское отрицание «ложной цивилизации», неволи и лжи «душных городов» и печаль по отверженной, но неистребимой природе. Кто не помнит этого великолепного вступления к роману, в котором говорится о том, что, как ни старались люди вытравить в городе каждую травинку, все-таки весна была весной даже и в городе! Сила идей — великая сила.

Бомарше (1732―1799)

В просветительской, бунтарской, революционной литературе Франции XVIII столетия комедии Бомарше заняли одно из главных мест по силе влияния на массы. Современник Бомарше Мельхиор Гримм в своих мемуарах сообщает: «Много превозносили, и справедливо, силу воздействия сочинений Вольтера, Руссо и энциклопедистов, но их мало читал народ, между тем одно представление „Женитьбы Фигаро“ и „Цирюльника“ повергало правителей, магистратуру, дворянство и финансы на суд всего населения больших и малых городов Франции».

Бомарше не был профессиональным писателем. К перу он обращался понуждаемый обстоятельствами, когда необходимо было апеллировать к широкой публике («Мемуары»), или же в часы досуга, когда он мог свободно отдаваться влечению сердца, а оно всегда тяготело к искусству.

«Когда моя голова полна дел — к черту занятия литературой, но если дела кончены, рука тянется к перу и бумаге, и я охотно болтаю чепуху».

Жизнь Бомарше — причудливое сплетение самых удивительных событий, приключений, взлетов, падений.