История зеркала

Отец обманов! Первым и главным грехом, в котором обвинили зеркало, было создание миражей и подобия плодов трудов Создателя при сотворении мира. Для Отцов церкви и для ученых богословов Средневековья зеркало создавало обманчивый, лживый мир, коим и подменяло мир божественной реальности. Почти полное сходство отражения с оригиналом приводило к тому, что зеркало подвергалось такому же осуждению, как и имитация, создаваемая «пустой, бесполезной, суетной живописью», представлявшей собой не живопись, а плагиат, и показывавший не то, что есть на самом деле, а пустоту, ничто. По мнению церковников, Люцифер был великим узурпатором, незаконно присвоившим себе право создавать сходство, и он подталкивал человека, идолопоклонника собственного изображения, к утрате из виду и к забвению образца, по сходству и подобию с коим человек и был сотворен, т. е. к забвению Бога. В иконографии Средних веков и эпохи Возрождения зеркало часто изображали в виде обезьяны, которая копирует и делает смешным все, что она видит.

Эта символика зеркала, несущая на себе печать негативности, неотделима от того восторга, что испытывает человек при виде самого себя. Но ведь отражение, как и самонаблюдение, имеет способность изменять свои свойства на прямо противоположные; призыв «познай самого себя» превращается в гордыню, в безумие, в меланхолию. В проповедях XIV и XV вв. выпуклое зеркало, рассеивающее и преломляющее солнечные лучи, «использовалось» для обозначения людей светских, легкомысленных, беспутных, считавшихся «игрушками в руках иллюзий и тщеславия», в то время как вогнутое зеркало, концентрирующее солнечные лучи, обозначало светочей духовности¹⁴.

Богословие, проповедовавшее идею первородности человеческого греха, в самое «сердце» христианской доктрины спасения поместило понятие «безумного взгляда», или «взгляда безумца». Такие глаголы, как «видеть», «видеть себя» и «знать» были в этой теории связаны одним грехом и объявлялись признаками одинаковой виновности. Именно из зрения, по мнению ученых мужей, в большинстве своем проистекали грехи, свойственные представителям рода человеческого, и первым среди них был грех гордыни. И зеркало служило этому греху атрибутом и символом, потому что оно же было символом возможностей зрения, чьи порочные действия и результаты этих действий оно увеличивало.

Список семи смертных грехов был составлен еще в V в., все грехи в нем были строго систематизированы, и каждому отводилось свое место; он подвергся незначительным исправлениям при Григории Великом, и исправления эти были внесены с учетом тех изменений, что произошли в обществе и нравах; этот список можно сравнить с железной цепью, в которой каждое последующее звено служит для того, чтобы еще более сковать и лишить свободы действий несчастного пленника своих чувств. Весьма показательным представляется тот факт, что в своем «Зерцале» Винценций из Бове добавил к этому списку «грехи взгляда», коим и посвятил целую главу, ведь для него глаза были теми «вратами», через которые в человека проникали грехи, поражающие и портящие душу, и из-за них мы не можем достойно переносить нашу бедность и нашу посредственность; грехи, проникающие в человека через глаза, возбуждают зависть и увлекают нас в сладострастие и разврат, они толкают нас в хаос страстей, желаний и похоти, а далее следовал вывод, что в конечном счете свободны от грехов только те, что лишились глаз и утратили зрение¹⁵.

Гордыня, возглавлявшая список, или «цепь», смертных грехов, по мнению богословов, доводила человека до того, что он отвращал свой взор от Господа и начинал думать, что он сам себе хозяин и господин. Часто гордыню приравнивали к тщеславной и суетной жажде славы, к тем необузданным движениям души, что пробуждали в человеке желание превзойти свои возможности, превзойти самого себя. Алан Лилльский утверждал, что у гордыни есть десять дочерей, из коих многие рождены на почве дурного использования глаз: хвастовство, спесь, самоуверенность, высокомерие, ревность, самодовольство. Святой Фома Аквинский, позаимствовавший основной список у Григория Великого, делает подробнейший анализ такого греха, как тщеславная жажда славы, и в этом анализе звучат все те же обвинения, что высказывались и в адрес зеркала: «Тщеславное желание славы есть вещь пустая, а вещь пустая есть все то, что не является реальностью, а потому таковая вещь есть вещь ложная. Будучи непрочной, непостоянной, беспочвенной и несостоятельной, такая вещь не обладает основательностью… («Сумма богословия», Iа — II ае, q. 132).