Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 полностью

Я беспокоюсь, сказала она вдруг, мое сердце мне что-то говорит. Она вскакивает с постели, быстро приводит ее в порядок, и садится в ее ногах. Мгновение спустя входит ее мать и закрывает дверь, говоря, что я прав, потому что дует сильный ветер. Она похвалила меня за прекрасный цвет лица, сказав своей дочери пойти одеться, чтобы идти к мессе.

Она вернулась через час, чтобы сказать мне, что чудо, которое она сотворила, заставляет ее гордиться собой, потому что здоровье, которое, как видно, она мне вернула, в тысячу раз более подходит моей любви, чем жалкое состояние, в котором она нашла меня утром. Если твое полное счастье зависит только от меня, говорит она мне, пользуйся им. Я ни в чем тебе не откажу.

Потом она оставила меня, и, хотя мои чувства еще плавали в упоении, я не мог не подумать, что был на краю пропасти, и нужны большие усилия, чтобы помешать мне туда упасть.

Проведя весь сентябрь в этом имении, я одиннадцать ночей подряд провел в обладании Люси, держа ее в своих объятиях, поскольку она была уверена в добротном сне своей матери. Ненасытными нас сделало воздержание, по поводу которого она делала все, что могла, чтобы заставить меня от него отказаться. Она могла попробовать сладость запретного плода, лишь позволив мне его съесть. Она пыталась сто раз обмануть меня, говоря мне, что я его уже сорвал, но Беттина слишком хорошо меня научила, чтобы можно было это мне навязать. Я уехал из Пасеан в уверенности, что вернусь туда весной, но оставил ее в состоянии ума, которое должно было стать причиной несчастья. Несчастья, за которое я упрекал себя в Голландии, через двадцать лет, и буду упрекать себя, пока не умру.

Через три или четыре дня после возвращения в Венецию, я пересмотрел все свои привычки, снова став влюбленным в Анжелу и надеясь достичь с ней, по крайней мере, того же, чего я достиг с Люси. Опасение, что я не смогу найти теперь в своей натуре панического страха фатальных последствий для моей будущей жизни, мешало мне наслаждаться. Я не знаю, был ли я когда-либо совершенно честным человеком, но я знаю, что чувства, которые я испытывал в моей ранней юности, были гораздо более деликатны, чем те, к которым я привык, набравшись жизненного опыта. Злая философия слишком уменьшает количество того, что называется предрассудками.

Две сестры, которые работали на пяльцах вместе с Анжелой, были ее близкими подругами и делили с ней все секреты. После того, как я познакомился с ними, я узнал, что они осуждали чрезмерную суровость своей подруги. Будучи не настолько тщеславным, чтобы верить, что эти девушки, слушая мои жалобы, могли бы влюбиться в меня, я не только не опасался их, но доверил им мои горести, когда Анжелы не было. Я часто говорил с ними с жаром, намного превосходящим тот, что охватывал меня, когда я говорил с жестокой, которая его вызывала. Истинный влюбленный всегда боится, что объект его любви сочтет, что он любит преувеличивать, и страх сказать слишком много заставляет его говорить меньше, чем есть на самом деле.

Хозяйка этой школы, старая и благочестивая, которая сначала показала себя равнодушной к чувству дружбы, которое я демонстрировал по отношению к Анжеле, сочла, наконец, предосудительными мои частые посещения, и предупредила об этом кюре Тоселло, ее дядю, который однажды сказал мне тихо, что я должен немного сократить частоту визитов в этот дом, потому что мое присутствие может быть неправильно истолковано, и нанесет ущерб чести его племянницы. Для меня это была любовь с первого взгляда, но, рассмотрев хладнокровно его мнение, я сказал, что буду проводить иначе то время, что я проводил у вышивальщицы.

Через три или четыре дня я нанес ему визит вежливости, ни на минуту не останавливаясь у пялец, но, тем не менее, подсунув в руки старшей из двух сестер, по имени Нанетта, письмо для моей дорогой Анжелы, в котором объяснил причину, заставившую меня сократить мои посещения. Я просил ее подумать о средстве, которое могло бы предоставить мне возможность поддержать мою страсть. Я написал также Нанетте, что приду за ответом послезавтра, и она легко найдет способ его мне передать.

Эта девушка очень хорошо выполнила мое поручение, и через два дня передала мне ответ в тот момент, когда я выходил из комнаты, так, что никто не мог этого заметить.

Анжела в короткой записке, потому что она не любила писать, обещала мне вечное постоянство и просила попытаться сделать все, о чем я прочту в письме Нанетты.

Вот перевод письма Нанетты [30], которое я сохранил, как и все другие, что находятся в этих воспоминаниях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное