История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

— Я отвечу, что сожалею о своей невиновности.

Через три дня приехал комиссар с писарем из адвокатуры и процесс завершился. Все прекрасно знали о моем вывихе, и капеллан, хирург, солдат, и многие другие, которые ничего об этом не знали, засвидетельствовали, что в полночь я умирал от колик. Как только мое алиби было найдено бесспорным, авогадор в суде приговорил Раццетту и грузчика к оплате издержек, без ущерба для моих прав. Тогда я, по совету майора, представил «Знатоку» ходатайство, в котором просил своего освобождения, и предупредил о моем демарше г-на Гримани. Восемь дней спустя майор мне сказал, что я свободен, и что он сам заступился за меня перед г-ном Гримани. Он сообщил мне эту новость за столом, в обстановке всеобщей радости. Я не поверил и, делая вид, что поверил, ответил, что мне нравится больше его дом, чем город Венеция, и, чтобы убедить его, я останусь в форте еще восемь дней, если он хочет пострадать. Он взял с меня слово, под крики радости. Когда через два часа он подтвердил мне новость, и что я больше не могу в этом сомневаться, я пожалел о своей глупости, представив себе восемь дней, что я ему обещал, но у меня не хватило смелости от этого отречься. Демонстрации удовлетворения от партии его жены были таковы, что мой отказ от своих слов сделал бы меня достойным презрения.

Эта бравая женщина понимала, что я должен был ей все, но боялась, что я так не думаю. Но вот последнее событие, которое случилось со мной в этом форте, и которое я не могу обойти молчанием. Офицер в военной форме вошел в комнату майора, следуя за человеком примерно шестидесяти лет, при шпаге. Офицер передал майору запечатанное письмо из военного управления; тот его прочел, тут же дал ответ, и офицер вышел один. Затем майор сказал, обращаясь к монсеньору, именуя его графом, что он арестует его по высшему приказанию, и что его тюрьмой является весь форт. Человек собрался отдать ему свою шпагу, но майор благородно отказался и приказал отвести его в отведенную ему комнату. Через час пришел слуга в ливрее, принеся заключенному его постель и вещи, и на следующее утро тот же слуга явился пригласить меня от имени своего хозяина позавтракать с ним. Я согласился, и вот что он мне сказал прежде всего:

— Господин аббат, в Венеции столько говорят о мужестве, с которым вы доказали действительность вашего невероятного алиби, что вы не должны удивляться моему желанию с вами познакомиться.

— Поскольку алиби реальное, господин граф, не нужно мужества, чтобы его доказать. Те, кто в нем сомневается, позвольте мне вам сказать, делают мне плохой комплимент, потому что …

— Не будем больше об этом, и простите меня. Но поскольку мы стали товарищами, я надеюсь, что вы подарите мне вашу дружбу. Позавтракаем.

После завтрака, и узнав из моих уст, кто я такой, он решил, что обязан мне той же любезностью.

— Я, — сказал он, — граф де Бонафеде. В молодости я служил под началом принца Евгения. Потом я оставил военную карьеру, чтобы служить по гражданской части в Австрии, затем в Баварии, из-за дуэли. Это было в Мюнхене, я похитил девушку высокого положения. Я привез ее сюда и женился на ней. Я здесь уже двадцать лет, у меня шестеро детей и весь город меня знает. Восемь дней назад я отправил своего лакея на Фландрскую почту, чтобы забрать мои письма, но ему их не отдали, потому что у него не хватило денег, чтобы оплатить таможню. Я явился туда лично и тщетно пытался объяснить, что заплачу обычным порядком в следующий раз. Мне в этом отказали. Я поднимаюсь к барону де Таксис, являющемуся президентом этой почты, чтобы пожаловаться на оскорбление; но он грубо ответил, что его служащие действуют только согласно его приказу и что когда я оплачу таможню, я получу свои письма. Находясь у него, я сдержался и вышел, но через четверть часа я написал ему записку, в которой обвинил его в нанесении оскорбления и потребовал сатисфакции, известив его, что я хожу со своей шпагой и получу удовлетворение там, где его встречу. Я его ни разу не встретил, но вчера секретарь государственных инквизиторов мне сказал с глазу на глаз, что я должен забыть невежливость барона и отправиться с офицером, дожидающимся снаружи, в заключение в этот форт, заверив меня, что меня задержат не более чем на восемь дней. Я нахожу истинное удовольствие провести их с вами.

Я ответил ему, что в течение двадцати четырех часов буду свободен, но, в знак благодарности за оказанное доверие, сочту за честь составить ему компанию. Будучи уже связанным словом, данным майору, я счел указанием свыше, что вежливость меня поддержала.