История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

— Я не думала, что такое возможно. Это ты все сделал. Ты прекрасно во всем разбираешься, для своего возраста.

— Всего месяц назад, сердце мое, я был невеждой. Ты первая женщина, которая посвятила меня в тайны любви. Ты — тот человек, отъезд которого сделает меня несчастным, потому что в Италии может быть только одна Лукреция.

— Как! Я твоя первая любовь! Ах! Несчастный! Ты никогда меня в этом не убедишь! Что я для тебя? Ты тоже первая любовь моей души; и ты, конечно, будешь последней. Я счастлива, что ты будешь любить после меня. Я к этому не ревную, мне только жаль, что у нее не будет такого сердца, как мое.

Донна Лукреция, видя мои слезы, пролила свои. Мы оказались брошены на газон, мы склеились нашими губами, и даже наши слезы смешались и мы насладились их вкусом. Древние философы были правы: они сладкие, я могу в этом поклясться; современные ученые просто болтуны. Поглотив их, мы уверились, что, смешавшись, они обратились в нектар, как и наши поцелуи, исторгнутые из наших влюбленных душ. Мы были единым целым, когда я сказал ей, что мы можем быть застигнуты врасплох.

— Не бойся этого. Наши Гении нас охраняют.

Мы оставались спокойные после первой короткой схватки, глядя друг на друга, не произнося ни слова и не думая об изменении позиции, когда божественная Лукреция, посмотрела направо:

— Ну, — сказала она, — разве не сказала я тебе, что наши Гении нас охраняют. Ах! Как он нас высматривает! Он хочет удостовериться. Полюбуйся на этого маленького чертенка. Это все, что есть в природе сокровенного. Полюбуйся им. Это, конечно, твой Гений, или мой.

Я решил, что она бредит.

— Что ты говоришь, мой ангел? Я тебя не понимаю. Чем я должен любоваться?

— Разве ты не видишь эту красивую змею с пламенной кожей, которая, подняв голову, кажется, любуется нами?

Я смотрю туда, куда она устремила взгляд, и вижу змею с переливающейся расцветкой, с метр длиной, которая действительно смотрит на нас. Этот вид меня не забавляет, но я не хочу показаться менее неустрашимым, чем она.

— Возможно ли, мой обожаемый друг, — сказал я, — что его появление тебя не пугает?

— Его появление меня радует, я тебе говорю. Я уверена, что этот кумир только кажется змеей.

— А если он подползет и будет шипеть около тебя?

— Прижму тебя еще крепче к моей груди, и не поверю, что он сделает мне плохо.

— Лукреция, в твоих объятиях невозможно никакое зло.

— Постой! Он уходит. Быстро, быстро. Он хочет нам сказать, удаляясь, что приближаются непосвященные, и мы должны пойти поискать другой газон, чтобы возобновить там наши удовольствия. Поднимемся. Оправься.

Едва поднявшись, мы медленно идем и видим выходящих из смежной аллеи донну Сесилию и адвоката. Не избегая их и не спеша, как будто было очень естественно встретиться, я спрашиваю донну Сесилию, боится ли ее дочь змей.

— Несмотря на весь свой ум, она боится грома, вплоть до того, что способна убежать, и она спасается, испуская крики, когда видит змею. Здесь они есть, но не ядовитые.

Мои волосы поднялись, потому что ее слова уверили меня, что я видел чудо любовной природы. Подошли дети, и мы без церемоний снова разделились.

— Но скажи мне, — говорю я ей удивленно, — что бы ты делала, если бы твой муж с твоей матерью захватили нас во время дебатов?

— Ничего. Разве ты не знаешь, что в эти божественные моменты не существует никого, кроме влюбленных? Можешь ли ты представить себе, что ты не владеешь мной целиком?

Эта молодая женщина не сочиняла оду, когда говорила мне такое.

— Как ты думаешь, спросил я у нее, — нас никто не подозревает?

— Мой муж либо не считает нас влюбленными, либо не делает проблемы из-за некоторых шалостей, которые обычно позволяют себе молодые люди. Моя мать умна и догадывается, может быть, обо всем; но она знает, что это не ее дело. Анжелика, моя дорогая сестра, знает все, потому что не сможет никогда забыть разваленную кровать; но она благоразумна, и, кроме того, она мне сочувствует. Она не понимает природы моего огня. Без тебя, мой дорогой друг, я, может быть, до смерти бы не узнала любви, потому что для моего мужа я всего лишь одно из удобств, которые он должен иметь.

— Твой муж пользуется божественной привилегией, к которой я не могу не ревновать. Он сжимает руками все твои прелести, когда хочет. Ничто не мешает его чувствам, его глазам, его душе ими наслаждаться.

— Где ты, моя дорогая змея? Охраняй меня, и я буду сейчас ублажать моего любовника.

Мы провели так все утро, говоря о нашей любви, и доказывая это там, где полагали себя защищенными от каких-либо неожиданностей.

Во время заказанного мной тонкого и изысканного обеда мое основное внимание было обращено на донну Сесилию. Поскольку мой табак из Испании был превосходен, моя красивая табакерка часто обходила стол.

Когда она была в руках донны Лукреции, сидевшей слева от меня, ее муж сказал ей, что она может отдать мне за нее свое кольцо.