История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

Моя мать приехала в это время из Петербурга, где императрица Анна Иоанновна не сочла итальянскую комедию достаточно забавной. Вся труппа вернулась в Италию, а моя мать гастролировала с Карленом Бертинацци, Арлекином, который умер в Париже в 1783 году. Едва прибыв в Падую, она послала уведомление о своем прибытии доктору Гоцци, который привез меня сначала в гостиницу, где она поселилась со своим спутником. Мы там пообедали, и перед отъездом она подарила ему меховую шубу и дала мне рысью шкуру, чтобы я сделал подарок Беттине. Шесть месяцев спустя она вызвала меня в Венецию, чтобы повидать снова, прежде чем уехать в Дрезден, где она получила пожизненный ангажемент на службе у курфюрста Саксонии Августа III, короля Польши. Она привела с собой моего брата Жана, которому было тогда восемь лет, и который при отъезде начал отчаянно плакать, что заставило меня предположить в его характере много глупости, потому что в этом отъезде не было ничего трагического. Он был единственным, кто все свое состояние получил от нашей матери, у которой, однако, он не был любимчиком. После этого я провел еще один год в Падуе, изучая право, доктором которого стал в возрасте шестнадцати лет, защитив по гражданскому праву тезисы «de testamentis»[22] и по каноническому праву-«utrum hebrei possint construere novas Sijnagogas»[23]. Моим призванием было изучение медицины, чтобы совершенствоваться в профессии, к которой я чувствовал склонность, но меня не слушали, хотели, чтобы я занялся изучением законов, к которым я чувствовал непобедимое отвращение. Утверждалось, что я мог бы добиться успеха, только став адвокатом, и, что еще хуже, церковным адвокатом, потому что считали, что у меня есть дар слова. Если бы решение было продуманным, меня осчастливили бы, сделав врачом, где шарлатанство практикуется еще более, чем в профессии адвоката. Но я не стал ни тем, ни другим, и не могло быть иначе. Возможно, именно по этой причине я никогда не хотел приглашать адвокатов, когда возникали правовые претензии ко мне в суде, ни звать врачей, когда я заболевал. Крючкотворство разорило много больше семей, чем поддержало, и тех, кто умер из-за врачей, гораздо больше, чем тех, кто из-за них выздоровел. Результат таков, что мир был бы гораздо менее несчастен без этих двух разновидностей отродий дьявола.

Обязанность поступить в Падуанский университет, называемый Бо, чтобы слушать лекции профессоров, поставила меня перед необходимостью ходить везде самостоятельно, и я был этому рад, потому что до того времени никогда не встречал свободного человека. Желая воспользоваться полной свободой, которую получил в свое распоряжение, я завёл все возможные дурные знакомства с известными студентами. Самые известные должны были быть самыми распутными, игроками, посетителями дурных мест, пьяницами, дебоширами, совратителями честных девушек, насильниками, лжецами и неспособными соответствовать малейшему чувству добродетели. Будучи в компании людей такого сорта, я начал познавать мир, изучая его по благородной книге опыта.

Теория нравов приносит такую же пользу в жизни человека, как та, что возникает, когда перед чтением книги просматривают её оглавление; когда её изучают, жизнь оказывается не столь бесформенной, как в природе. Такова школа морали, которую преподают нам поучения, наставления и истории, рассказываемые нам теми, кто нас воспитывает. Мы внимательно прислушиваемся ко всему, но когда дело доходит до того, чтобы использовать данные нам советы, мы просто хотим посмотреть, будет ли дело таким, как нам было предсказано; мы отдаемся ему, и часто бываем наказаны раскаянием. Нас немного утешает то, что благодаря таким моментам мы становимся учеными и получаем право поучать других. Те, кого мы наставляем, получают ни больше ни меньше, чем то, что мы уже делали, в результате чего мир существует прежним или становится всё хуже. — Etas parcntum. pejor avis, tulit nos nequiores mox daturos progeniem vitiosiorem, Horace «Поколение наших родителей еще хуже, чем наших предков, мы созданы более злополучными, и предназначены, чтобы в ближайшее время создать поколение, еще более порочное» Гораций.