История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

Урок провела Барбарукка, потому что ее отец был очень болен. При моем уходе она положила мне в карман письмо и сразу убежала, чтобы не дать мне времени для отказа. Она была права, потому что я бы так и сделал. Письмо было адресовано мне и полно самых живых изъявлений благодарности. Она просила меня дать знать ее любовнику, что ее отец с ней говорил, и она надеется, что к моменту своего выздоровления он наймет другую прислугу. Она закончила, заверив меня и мне пообещав, что никогда меня не скомпрометирует.

Болезнь, которая вынудила ее отца оставаться в постели в течение двенадцати дней, привела к тому, что именно она давала мне уроки. Она заинтересовала меня, заставив по-новому взглянуть на красивую девушку. Это было чистое чувство жалости, и я был польщен, ясно видя, что она высоко его оценила. Никогда ее глаза не останавливались на моих; никогда ее рука не встречалась с моей, я никогда не видел в ее наряде ни малейшего признака старания сделать мой визит приятным. Она была красива, и я знал, что она чувствительна, но эти знания отнюдь не снижали значения того, что я считал долгом чести и добросовестности, и я был рад, что она не считает меня способным воспользоваться своей осведомленностью о проявленной ею слабости. Ее отец, еще до своего выздоровления, прогнал свою служанку и нанял другую. Она попросила меня передать эту новость ее возлюбленному и сказать ему, что она надеется использовать эту новую служанку в их интересах, по крайней мере, ради возможности взаимной переписки. Когда я обещал передать ему эту новость, она взяла мою руку и поцеловала ее. Сказав о желании передать ему поцелуй, она покраснела и отвернулась. Мне это понравилось. Я передал новость ее любовнику, он нашел способ поговорить с новой служанкой, он сумел использовать ее в своих интересах, и я перестал участвовать в этой интриге, которая, как мне казалось, сулила очень дурные последствия, но зло уже было налицо.

Я редко заходил к дону Гаспару, потому что изучение французского языка мне мешало, но я ходил каждый вечер к отцу Жоржи; хотя, как мне казалось, он и не считал меня вполне монахом, но это создавало мне определенную репутацию. Я никогда с ним не болтал по пустякам, но не докучал ему. Мы критиковали без злословия, говорили о политике и литературе, я многому учился. Оставив обитель мудрого монаха, я шел в большую ассамблею кардинала, моего учителя, потому что был обязан это делать.

Почти на каждой ассамблее маркиза Г., увидев меня вблизи стола, за которым она играла, говорила мне пару слов по-французски, на что я отвечал по-итальянски, потому что, как мне казалось, не стоило смешить публику. Я оставляю за читателем возможность понимания моего странного чувства. Я находил ее очаровательной, и я ее избегал, не из страха влюбился в нее, потому что мне, влюбленному в донну Лукрецию, это казалось невозможным, но из-за боязни, что она может влюбиться в меня или заинтересоваться мной. Было ли это скромностью или тщеславием? Пороком или добродетелью? Solvat Apollo.[79]

Она обратилась ко мне через аббата Гама, стоявшего рядом моего учителя, и кардинала C.К. Я представился, и она захватила меня врасплох вопросами по-итальянски, чего я никак не ожидал.

– Во Фраскати, – спросила она, – вам очень понравилось?

– Весьма, мадам. Я в жизни не видел ничего столь красивого.

– Но компания, с которой вы были, была еще более красивая, и очень галантной была ваша визави.

Я ответил только поклоном. Спустя минуту кардинал Аквавива мне ласково заметил:

– Вас удивляет, что об этом знают?

– Нет, монсеньор, но я удивлен, что об этом говорят. Я не думал, что Рим настолько мал.

– И чем дольше вы здесь остаетесь, – сказал С.К., – тем больше будете убеждаться, насколько он мал. Вы еще не ходили поцеловать подножие Святого Петра?

– Нет еще, монсеньор.

– Вы должны пойти, – сказал кардинал Аквавива.

Я ответил поклоном.

Аббат Гама сказал мне, выходя с ассамблеи, что я должен пойти, не откладывая, завтра.

– Вы приглянулись маркизе Г., я не сомневаюсь в этом, – сказал он.

– Сомневаюсь, потому что я никогда у нее не был.

– Вы меня удивляете. Она подзывает вас, она говорит с вами!

– Я пойду к ней вместе с вами.

– Я туда никогда не хожу.

– Но она с вами тоже говорила.

– Да, но… Вы не знаете Рим. Идите туда один. Вы должны туда пойти.

– Но она меня примет?

– Думаю, вы шутите. Речь не идет о том, чтобы о вас объявили. Вы войдете к ней, когда обе створки двери ее комнаты будут распахнуты. Вы увидите там всех тех, кто отдает ей честь.

– Она меня заметит?

– Не сомневайтесь в этом.

Назавтра я отправился в Монте Кавалло, и, прежде чем мне сказали, что я могу войти, пошел прямо в комнату, где находился папа, и он был один. Я целую святой крест на пресвятой туфле, он спрашивает меня, кто я такой, я говорю, он отвечает, что знает меня, и хвалит за то, что я имею счастье принадлежать свите столь важного кардинала.