История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

Мы повиновались, но едва мы прошли две двери дортуара, как четверо служителей схватили нас, связали нам руки сзади, отвели обратно в помещение и поставили на колени перед большим распятием. В присутствии всех наших товарищей ректор прочел нам небольшую проповедь, после которой сказал служителям, которые были сзади нас, выполнить его приказ. Затем я почувствовал обрушившиеся на спину семь-восемь ударов каната или палки, которые я принял, как и мой глупый напарник, не произнося ни слова жалобы. Как только я был освобожден, я спросил у ректора, могу ли я написать две строчки у подножия распятия. Он приказал принести мне перо и бумагу, и вот что я написал: – «Клянусь Богом, что я никогда не говорил с семинаристом, которого нашли в моей постели. Моя невиновность поэтому требует, чтобы я протестовал, и чтобы я обратился по поводу этого гнусного насилия к монсеньору Патриарху». Напарник по моему наказанию также подписал мой протест, и я спросил у собрания, был ли кто-нибудь, кто мог бы сказать противоположное тому, о чем я поклялся в письменной форме. Все семинаристы в один голос заявили, что никто никогда не видел, чтобы мы с ним разговаривали, и мы не могли знать, кто погасил лампу Ректор вышел, шипящий, свистящий, сбитый с толку, но он, по крайней мере, не отправил нас в тюрьму на пятом этаже монастыря, отдельно друг от друга. Час спустя собрали мою постель и всю мою одежду, и лишили меня обеда и ужина на все дни. На четвертый день я увидел перед собой кюре Тоселло с приказом отвезти меня в Венецию. Я спросил его, знает ли он о моем деле, и он ответил, что говорил с другим семинаристом, который знал все и который считал нас невиновными, но он не знает, что делать. Ректор, сказал он, не хочет быть неправым. Затем я сбросил свою одежду семинариста, оделся, как это принято в Венеции, и мы сели в гондолу г-на Гримани и направились в город, в то время, как моя постель и мои вещи были погружены на судно. Лодочнику кюре указал отвезти все во дворец Гримани. По дороге он рассказал мне, что г-н Гримани приказал ему доставить меня в Венецию, но предупредить, что если я осмелюсь прийти во дворец Гримани, слугам приказано меня прогнать. Он отвез меня к иезуитам, где я остановился, не имея ничего, кроме того, что было на мне.

Я пошел обедать к мадам Манцони, которая рассмеялась, видя свое пророчество исполненным. После обеда я отправился к г-ну Роза, чтобы начать юридическую кампанию против тирании. Он обещал принести мой внесудебный иск в дом мадам Орио, куда я первым делом направился, чтобы его дождаться, и чтобы приободриться, увидев изумление моих двух ангелов. Оно было необычайным. Случившееся со мной их поразило. Пришел г-н Роза и заставил меня прочитать записку, которую он не успел оформить в виде нотариального акта. Он заверил меня, что я получу его завтра. Я пошел ужинать с моим братом Франсуа, который жил в пансионе художника Гарди. Тирания его удручала, как и меня, но я уверил его, что я от нее отделаюсь.

Около полуночи я отправился к г-же Орио на третий этаж, где мои маленькие женщины, уверенные, что я их не забуду, ждали меня. Этой ночью, признаюсь со стыдом, несчастья причинили вред любви, несмотря на две недели, что я провел в воздержании. По такому случаю я счел необходимым поразмышлять, но поговорка: – C… non vuol pensieri[44] – оказалась бесспорно верной. Утром они в шутку пожаловались мне, но я обещал, что они найдут меня другим на следующую ночь.