История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

В то время, как у Его Превосходительства каждый вечер собирался цвет римской знати, мужчин и женщин, я туда не ходил. Гама сказал, что я должен туда ходить без церемоний, как он. Я так и сделал. Никто не заговорил со мной, но мое никому неизвестное лицо вызвало вопросы, кто я такой. Я задал Гаме вопрос, кто эта дама, которая показалась мне более любезной и на которую я ему указал, но тут же в этом раскаялся, когда увидел придворного, который начал ему что-то говорить. Я увидел, что он меня лорнировал, затем улыбнулся. Эта дама была маркиза Г., чьим поклонником был кардинал С.К.

Утром в день, когда я решил провести вечер у донны Лукреции, в моей комнате появился ее муж, который сказал, что я занимаюсь самообманом, если пытаюсь показать, что не влюблен в его жену, и стараюсь не видеть ее часто, и он приглашает меня развлечься в первый четверг в Тестаччио со всей семьей. Он сказал, что я увижу в Тестаччио единственную пирамиду, находящуюся в Риме[77]. Он сказал также, что его жена знает мою оду наизусть, и она высказала очень высокое мнение обо мне своей сестре донне Анжелике, которая тоже не чужда поэзии и будет также на прогулке в Тестаччио. Я пообещал явиться в назначенный час к ним в двухместном экипаже.

Октябрьские четверги были в те дни в Риме днями веселья. Вечером в доме донны Сесилии мы говорили только об этой прогулке, и мне казалось, что донна Лукреция ожидает от нее столько же, сколько и я. Уж не знаю как, но поглощенные любовью, мы полагались на ее защиту. Мы любили, и мы томились, не имея возможности дать друг другу доказательства.

Я не захотел допустить, чтобы мой добрый отец Жеоржи узнал от других, кроме меня, об этом развлечении. Я решил пойти спросить у него разрешения. Выказывая безразличие, он не нашел доводов против. Он сказал, что я, безусловно, должен там быть, потому что это прекрасная семейная прогулка, и к тому же ничто не мешает мне знакомиться с Римом, и пристойно развлекаться.

Я прибыл к донне Сесилии в назначенный час, в двухместном экипаже, что арендовал у одного авиньонца по имени Ролан. Знакомство с этим человеком имело важные последствия, которые заставят меня говорить о нем через восемнадцать лет после описываемых событий. Очаровательная донна Сесилия представила мне дона Франческо, ее будущего зятя, как большого друга литераторов, украсившего себя литературой редкого качества. Принимая это как анонс на будущее, я отметил у него сонный вид и все другие характерные особенности, присущие кавалеру, который собирается жениться на очень красивой девушке, какой была Анжелика. Это был, тем не менее, честный и богатый человек, что гораздо важнее, чем галантный вид и эрудиция.

Когда мы собрались садиться в экипажи, адвокат сказал, что он составит мне компанию в моем, и что три женщины поедут с доном Франческо. Я на это ответил, чтобы он сам ехал с доном Франческо, потому что донна Сесилия должна стать моим призом, в противном случае на меня падет бесчестье, и, говоря так, я подал руку красивой вдове, которая нашла мое размещение сообразным правилам благородного и честного общества. Я видел одобрение в глазах донны Лукреции, но удивление адвоката, потому что он не мог игнорировать тот факт, что уступает мне женщину своего семейства. Может быть, он стал ревновать? – сказал я себе. Это прибавило мне настроения, но я надеялся вернуть свой долг в Тестаччио.

Прогулка и полдник за счет адвоката постепенно вели нас к окончанию дня, но мне было радостно. Мои шутливые любезности с донной Лукрецией не доходили до публики, мои особые знаки внимания были адресованы только донне Сесилии. Я кинул мимоходом только несколько слов донне Лукреции и ни одного – адвокату. Мне казалось, что это единственный способ дать ему понять, что он ошибается на мой счет. Когда мы вернулись к нашим экипажам, адвокат отобрал у меня донну Сесилию и сел с ней в четырехместный экипаж где сидели донна Анжелика с доном Франческо, и с радостью, почти заставившей меня потерять голову, я предложил руку донне Лукреции, говоря ей комплимент, не имеющий общепонятного смысла, хотя адвокат, рассмеявшись, поаплодировал мне, давая понять, что понял.

Как много вещей мы бы сказали друг другу, прежде чем обратиться к нашей любви, если бы время не было драгоценным! Но, слишком хорошо зная, что у нас только полчаса, мы стали единым существом в одну минуту. На вершине счастья и в изнеможении удовлетворенности, я удивлен, услышав из уст донны Лукреции слова:

– Ах, боже мой! Как мы несчастны!

Она отталкивает меня, она оправляется, кучер останавливается, и лакей открывает дверь.

– Что произошло, говорю я, приводя себя в приличное состояние.

– Мы дома.