История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

«Нет ничего более романтичного, мой старый друг, чем наша история при нашей встрече в моем сельском доме, шесть лет назад, и настоящая, через двадцать два года после нашего расставания в Женеве. Мы оба постарели. Поверите ли, что, несмотря на то, что я вас еще люблю, я очень рада, что вы меня не узнали? Это не то, чтобы я стала некрасивой, но полнота мне дала другую физиономию. Я вдова, счастлива и достаточно обеспечена, чтобы заверить вас, что если вам не хватит денег у банкиров, вы найдете их в кошельке у Генриетты. Не возвращайтесь в Экс, чтобы встретиться со мной, потому что ваше возвращение вызовет толки, но если вы вернетесь снова в Экс через какое-то время, мы сможем увидеться, хотя и не как старые знакомые. Я чувствую себя счастливой, когда думаю, что способствовала продлению вашей жизни, поместив возле вас женщину, чье доброе сердце и верность я знаю. Я очень рада, что она сказала вам все теперь. Если вы хотите начать со мной переписку, я сделаю все возможное, чтобы ее поддерживать. Мне очень любопытно знать, что вы делали после вашего бегства из Пьомби. Я обещаю вам, теперь, когда вы дали мне такое сильное доказательство вашей деликатности, рассказать вам всю историю, которая была причиной нашей встречи в Чезене, и историю моего возвращения на родину. Первая – это секрет для всего мира. Единственно г-н д’Антуэн знает ее частично. Я благодарна вам за то, что вы не знакомы ни с кем из моего нынешнего здешнего существования, хотя Марколина должна была рассказать вам все, что я ей поручила. Скажите мне, что стало с этой очаровательной девушкой. Прощайте».

Это письмо меня убедило. Генриетта стала мудрой; сила темперамента уменьшилась в ней, как и во мне. Она была счастлива, я – нет. Если бы я вернулся в Экс к ней, люди догадались бы о вещах, которые никто не должен знать; и что бы я делал? Я мог бы стать для нее лишь обузой. Я ответил ей длинным письмом и согласился с эпистолярными отношениями, которые она предложила. Я рассказал ей в общих чертах обо всех превратностях моей судьбы, и она описала мне подробно всю свою жизнь, в тридцати или сорока письмах, которые я приложу к этим Мемуарам, если Генриетта умрет раньше меня. Сегодня она еще жива, старая и счастливая.

На следующий день я повидался с м-м Одибер и направился с визитом к м-м Н.Н., у которой было теперь трое детей и муж, который их обожал; я передал ей добрые новости о Марколине, что я получил из Венеции, о которых я буду говорить в году 1774, после моего возвращения на родину. Я рассказал ей также историю, которая случилась у меня с Кроче, и о смерти Шарлоты, которая ее весьма поразила. Она передала мне самые свежие новости о Розали, которая, с успехом своего мужа, стала очень богатой. Увы, я больше не мог надеяться ее увидеть, потому что в Генуе вид г-на Аугустино Гримальди меня бы не порадовал. Моя дорогая так называемая племянница меня огорчила, сама об этом не зная. Она сказала мне, что находит меня постаревшим. Мужчина легко может стать выше огорчения, которое вызывает этот комплимент, но, несмотря на это, он не может нравиться, если мужчина еще не расстался с галантными отношениями. Она дала мне прекрасный обед, и ее муж сделал мне предложения, которые я, к своему стыду, принял. У меня было еще пятьдесят луи и, поскольку я направлялся в Турин, у меня хватало ресурсов. Я нашел в Марселе герцога де Вилар, которого Трончен вынудил жить своим искусством. Этот сеньор, губернатор Прованса, пригласил меня на ужин, и я был удивлен, встретив там маркиза д’Арагон, который держал банк. Я понтировал по-малой, проиграл, и маркиз пригласил меня обедать с его женой, старой англичанкой, которая принесла ему в приданое, полагаю, могу это сказать, сорок тысяч гиней, и двадцать тысяч, обращенных на сына, который был у нее в Лондоне. У этого счастливого неаполитанца я не постыдился одолжить другие пятьдесят луи.

Я выехал из Марселя в одиночестве, заняв место в коляске, направлявшейся в Антиб, и оттуда направился в Ниццу, где объединился с одним аббатом, чтобы ехать в Турин через Cola di Tenda, самую высокую дорогу в Альпах. Направляясь этим путем, я имел удовольствие наблюдать красоту страны, которую зовут Пьемонт. Я прибыл в Турин, где шевалье Рэберти и граф де ла Перуз встретили меня с большой радостью. Оба нашли меня постаревшим, но, наконец, я не мог этого избежать, в соответствии с возрастом – мне было сорок четыре года. Я свел близкое знакомство с шевалье Х…, послом Англии, человеком любезным, литературно образованным, богатым, со вкусом, дававшим изысканные обеды, которого все любили, а также с танцовщицей из Пармы по имени Кампиони, красивей которой трудно себе представить.