История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

Видя, что она настолько расположена пить, мне показалось невозможным, чтобы Венера не оказала на нее столь же сильное влияние, как Бахус; но голова ее оказалась крепка, вино в нее не ударяло; ее кровь разгорелась, но разум остался свободен. Я поощрял ее веселье, и после кофе попросил у нее руку, чтобы поцеловать, но она не захотела; однако ее возражение было такого рода, что не могло мне не понравиться. Она сказала разумно, что это слишком много для чести и слишком мало для любви. Я сразу понял, что она не новичок ни в чем. Я перенес свой проект на завтра и известил ее, что ужинаю с консулом Венеции. Он сказал мне, что он не обедает, но каждый раз, когда я буду приходить к нему ужинать, я доставлю ему истинное удовольствие.

Я вернулся в полночь; все спали, за исключением служанки, которая меня ожидала и которую я хорошенько порасспрашивал. Я завел разговоры, чтобы заставить ее говорить о Лиа, и она не сказала мне ничего ценного. Лиа была добрая девочка, которая все время работала, как и вся ее семья, и про нее не было слышно ни о какой влюбленности. Поскольку Лиа ей платила, эта служанка не могла говорить иначе.

Но Лиа пришла ко мне утром принести мой шоколад и села ко мне на кровать, говоря, что у нас на обед превосходная печенка и что, не поужинав, она пообедает с большим аппетитом. Она сказала, что ей помешал ужинать прекрасный кипрский мускат, которым очень заинтересовался ее отец. Я сказал, что мы ему его дадим. Лиа была такой же, как и накануне. Ее груди меня выводили из себя, и мне казалось невозможным, чтобы она не осознавала их могущества. Я спросил, знает ли она, что ее грудь очень красива. Она ответила мне, что груди всех девушек такие же, как у нее.

— Знаете ли вы, — сказал я, — что, глядя на них, я испытываю глубочайшее удовольствие?

— Если это правда, я рада, потому что позволяя вам наслаждаться этим, мне не в чем себя упрекнуть. Девушка, однако, не прячет свою грудь более, чем лицо, за исключением случая, когда она находится в большом обществе. Болтая таким образом, плутовка поглядывала на маленькое золотое сердечко, пересеченное стрелой, покрытой маленькими бриллиантами, которое скрепляло жабо моей рубашки.

— Вы находите, — говорю я ей, — это сердечко красивым?

— Очаровательным. Оно тонкой работы?

— Да. И это позволяет мне его вам предложить.

Я отцепляю его, чтобы дать ей, но она говорит нежно, благодаря меня, что девушка, не намеренная ничего давать, не должна ничего принимать. Я прошу ее принять подарок и даю слово чести никогда не просить у нее никаких милостей; она отвечает, что будет тем не менее ощущать себя моей должницей, и что ничего не возьмет.

После этого объяснения я увидел, что либо нечего делать, либо следует делать все, и что в том и в другом случае я должен принять решение. Я с презрением отверг идею применить грубую силу, которая могла бы ее лишь рассмешить, либо рассердить; это меня в первом случае бы опозорило, и сделало еще более влюбленным, при полной потере, и во втором, поскольку она была бы права, я побудил бы ее к шагам, которые меня бы унизили и не понравились. Она более не стала бы приходить приносить мне шоколад, и я не мог бы на это жаловаться. Я решил держать в узде мои глаза и не заводить с ней никаких разговоров о любви. Мы обедали очень весело. Мне приготовили улитки, которые их религия ей запрещает, я предложил ей попробовать и вызвал у нее ужас, но когда служанка вышла, она поела их с большой жадностью, заверив меня, что в первый раз в жизни пробует это удовольствие.

Эта девушка, говорил я себе, которая нарушает свой закон с такой легкостью, которая явно любит удовольствия, которая не скрывает от меня жадности, с которой поглощала эту запретную еду, полагает, что может заставить меня поверить, что нечувствительна к наслаждению любви, либо что может победить это чувство, причисляя его к пустякам. Это невозможно. Она не любит меня, либо любит только для развлечения, держа меня все время влюбленным; и для того, чтобы утихомирить склонности своего темперамента, у нее, очевидно, есть другие ресурсы.

Я подумал поймать ее за ужином, рассчитывая на силу вина из Скополо, но она уклонилась от этого, заявив, что если она ест вечером, она не может заснуть.