История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

– Значит, я могу отправить мою записку прямо в ваш магистрат, минуя ваши руки?

– Нет. Потому что, во-первых, они вам не поверят. Во-вторых, это причинит мне неприятности, потому что скажут, когда я сообщу им эту новость, что я невнимателен. И в третьих, мой дорогой начальник магистрата не даст вам и су и даже, может быть, даже не поблагодарит вас. Если вы уверены в этой странной новости, вы сделаете мастерский ход, направив ее Трибуналу, и можете быть уверены не только в том, что заслужите большое уважение, но и новое вознаграждение в деньгах, которое должно послужить вам твердой гарантией уважения. Если это дело верное, я вас поздравляю, но если оно ложное, вы пропали, потому что вы вовлечете грозный и непогрешимый Трибунал в странную оплошность, вы должны быть уверены, что через час после того, как Трибунал узнает об этом деле, магистрат Пяти Мудрецов коммерции будет иметь его копию.

– Почему копию?

– Потому что вы себя назовете, а никто не должен знать имена конфидентов Их Превосходительств.

Я сделал все, что посоветовал мне мой мудрый друг, и мгновение спустя написал ему записку, такую, как он хотел, и запечатал свой пакет, адресовав его г-ну Марк-Антонио Бюзинелло, секретарю Трибунала, который был братом того, в правление которого я убежал из Пьомби, за семнадцать лет до того.

Президент был рад, когда назавтра с утра я сказал ему, что уже все сделал до полуночи. Он заверил меня снова, что консул Венеции не узнает ничего до субботы. Но беспокойство моего дорогого консула в эти пять дней, которые протекли до того, как все узнали новость, меня удручало; он ничего не говорил мне из деликатности, а я, со своей стороны, огорчался, что не могу успокоить его прекрасную душу.

В субботу, по выходе из совета, первый, кто объявил мне об этом деле в казене, был советник Рицци, он сообщил мне эту новость как очень неприятную для Венеции, что его развеселило, потому что он предполагал, что в скором времени порт Триест должен свести на нет роль порта Венеции. Консул прибыл, когда мы обсуждали эту новость; он сказал, что для Венеции потеря очень мало значит, но при первом же плавании по пересечению залива, которое произойдет, будет потеряно все то, чего стоит право таможенного складирования за десять лет. Он сказал, кроме того, что австрийские грузоотправители потеряют все то, чего будет им стоить перегрузка товаров в повозки, которые должны будут поворачивать обратно, чтобы направиться из Меццолы в венецианскую Ломбардию и на все наши ярмарки. Консул, наконец, только посмеялся. Такова была его профессия. На всех маленьких торговых площадках, таких как Триест, придают большое значение пустяковым вещам.

Я отправился обедать вместе с консулом, который, оказавшись наконец наедине со мной, облегчил свою душу и признался в своем беспокойстве и своих сомнениях. Спросив у него, что думают делать венецианцы, чтобы отбить этот удар, я услышал, что они будут проводить большие консультации, после которых не придут ни к какому решению, допустив, чтобы австрийское правительство отправляло свои товары, куда хочет.

Факт был тот, что консул оказался прав. Он написал о новости в свой магистрат в тот же день, и в следующую неделю ему ответили, что дело это уже в течение нескольких дней известно Их Превосходительствам, необычными путями, и ему поручается продолжать информировать магистрат обо всех результатах… Не прошло и трех недель, как он получил письмо от секретаря Трибунала, в котором ему было предписано вознаградить меня сотней дукатов серебром и передавать мне по десять цехинов в месяц, чтобы заверить меня в благорасположении Трибунала. Впрочем, к этому времени я уже не сомневался в моем помиловании еще до конца года, но я ошибся. Мне пожаловали его только в следующем году, и я буду говорить еще об этом на своем месте. Того, что у меня было, мне для жизни было недостаточно, так как некоторые удовольствия, без которых я не мог обойтись, стоили мне дорого. Я не чувствовал себя недовольным тем, что стал служить тому самому Трибуналу, который лишил меня свободы и силы которого я не побоялся; мне казалось, наоборот, что можно торжествовать, и мое благополучие требовало от меня стать ему полезным во всем, что не противоречит ни правам природным, ни правам людским.

Небольшое событие, которое заставило смеяться весь город, понравится и читателю. Это было в начале лета, я только что поел сардин на берегу моря и возвращался к себе за два часа до полуночи. Я направлялся спать, когда увидел входящую в мою комнату девушку, в которой сразу узнал служанку молодого графа Страсольдо.