Тереза, отведя меня в свою комнату, сказала, что сразу по прибытии в Римини она встретилась с антрепренером оперы, тот отвел ее в апартаменты, которые она должна была занять со своей семьей. В беседе с глазу на глаз она сказала ему, что, будучи на самом деле девицей, она не думает больше представать как кастрат, и что отныне он увидит ее только в одежде, соответствующей ее полу. Антрепренер на это отвесил ей комплимент. В Римини, подчиняющемся другим законам, ему не запрещено, как в Анконе, показывать в театре женщин. В заключение она сказала мне, что, будучи ангажированной только на двадцать представлений, которые начнутся после Пасхи, она будет свободна с начала мая и поэтому, если я не могу обосноваться в Римини, она отправится после своего ангажемента со мной, куда я захочу. Я сказал, что после того, как я добуду паспорт и мне нечего будет опасаться в Римини, ничто не помешает мне побыть шесть недель с ней. Узнав, что барон Ваис заходит к ней, я спросил, не она ли сказала ему, что я был арестован на три дня в Анконе, она ответила, что так и есть, и что она сказала ему, что меня арестовали по ошибке, потому что у меня был паспорт. Тогда я понял причину его улыбки.
После этой важной беседы я отнес свои реверансы матери и моим маленьким женщинам, они показались мне менее веселыми и менее открытыми, поскольку они догадывались, что Беллино, которая больше не была ни их братом, ни кастратом, должна была соединиться со мной в качестве Терезы. Они не ошиблись, и я не осмелился дать им ни одного поцелуя. Я выслушал спокойно все сетования матери, которая сожалела, что Тереза, открывшись как женщина, потеряла свою удачу, потому что на будущем карнавале в Риме она могла заработать тысячу цехинов. Я сказал, что в Риме ее бы разоблачили и заключили бы на всю жизнь в плохой монастырь.
Несмотря на напряженное состояние и опасную ситуацию, в которой я находился, я провел весь день с моей дорогой Терезой, которая мне казалась еще более влюбленной. Она покинула в восемь часов мои объятия, заслышав чей-то приход и оставив меня в темноте. Я увидел вошедшего барона Ваиса и Терезу, подающую ему руку для поцелуя, как принцесса. Первой новостью, которую он ей сообщил, была та, что он меня видел: Она показала, что рада, и выслушала с безразличным видом его совет мне вернуться в Римини с паспортом. Он ушел через час вместе с ней, и я нашел манеры Терезы очаровательными, не дающими моей душе ни малейших оснований для ревности. К десяти часам пришла Марина зажечь свет и Тереза вернулась в мои объятия. Мы с удовольствием поужинали и собрались ложиться спать, когда Петроне сказал, что в два часа дня шесть погонщиков прибыли из Чезены с тридцатью мулами, и он уверен, что зайдя в конюшню за четверть часа до их отправления и выпив с ними, я легко смогу отправиться вместе с ними, не вызвав подозрения. Я понял, что он прав, и тут же решил последовать совету этого мальчика, который вызвался разбудить меня в два часа утра. Будить меня не было нужды. Я быстро оделся и вышел с Петроне, оставив мою дорогую Терезу уверенной, что я ее обожаю и что я ей буду верен, но беспокоящейся о моем уходе из Римини. Она хотела вернуть мне шестьдесят цехинов, которые еще у нее оставались. Я спросил, обняв ее, что бы она подумала обо мне, если бы я их принял.
Когда я сказал погонщику, с которым выпил, что охотно сел бы на одного из его мулов до Савиньяна, он мне ответил, что я волен это сделать, но лучше бы я садился верхом только за городом, миновав ворота пешком, как если бы я был один из них.
Это было то, что мне нужно. Петроне покинул меня лишь у ворот, чем продемонстрировал, что я — свой человек. Мой выход из Римини прошел так же успешно, как и вход. Я покинул погонщиков в Савиньяне, где, поспав четыре часа, сел в почтовый экипаж до Болоньи, остановившись там в невзрачной таверне.
В этом городе мне хватило одного дня, чтобы понять, что у меня нет возможности получить паспорт. Мне говорили, что мне он не нужен, и были правы; но я знал, что он мне нужен. Я попытался написать французскому офицеру, который был со мной любезен во второй день моего ареста, узнать в военном секретариате, прибыл ли мой паспорт, и если он прибыл, отослать его мне, попросив заодно узнать, кто был хозяин угнанной мной лошади, считая необходимым за нее заплатить. В любом случае, я решился ждать Терезу в Болонье, сообщив ей об этом в тот же день и умоляя ее не оставлять меня без своих писем.
Отнеся на почту эти два письма, вот что я решил сделать в тот же день, как это увидит далее читатель.
Глава III