История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

Мы провели остаток ночи, предаваясь всем неистовствам, к которым нас толкали наши желания; я, со своей стороны, делал все, к чему побуждала меня она, тщетно пытаясь этим компенсировать ей ее воздержание.

С первым проблеском дня я должен был ее покинуть, чтобы отправиться на Гуэн; и она плакала от счастья, видя, что я покидаю ее непобежденным. Она думала, что такое сверхъестественно.

После этой ночи, такой обильной наслаждениями, прошло десять или двенадцать дней, в течение которых мы не могли найти ни малейшей возможности пригасить пламя, которое нас сжигало, когда со мной произошло фатальное несчастье.

Г-н Ф. после ужина и после отъезда г-на Д. Р. сказал своей жене, в моем присутствии, что после того, как напишет два небольших письма, придет лечь с ней. Едва он вышел, она села в изножии кровати; она смотрит на меня, я бросаюсь ей в объятия, сгорая от любви; она отдается мне, она позволяет мне проникнуть в святыню, и моя душа, наконец, погружается в счастье; но это длится только одно мгновение. Она доставляет мне лишь минуту неизъяснимого наслаждения, дозволив обладание сокровищем. Она внезапно ускользает, оттолкнув меня, вскакивает и бросается с растерянным видом в кресло. Недвижный и удивленный, я смотрю на нее, дрожа, пытаясь понять, отчего произошло это движение, противное природе, и слышу, как она говорит мне, глядя на меня глазами, пылающими любовью:

— Мой дорогой друг, мы теряем друг друга.

— Почему теряем? Вы убиваете меня. Увы! Я чувствую, что умираю. Вы меня, наверное, больше не увидите.

После этих слов, я выхожу из комнаты, из дома и направляюсь на эспланаду в поисках свежего воздуха, чувствуя, что, положительно, умираю. Человек, сам не испытавший жестокости подобного момента, не может себе его представить, и я не берусь его описать.

Находясь в ужасной растерянности, я слышу, как меня окликают из окна; я отзываюсь, подхожу и в ясном свете луны вижу на балконе Мелулу .

— Что вы делаете здесь в такой час? — говорю я ей.

— Я одна, и мне не хочется спать. Поднимайтесь ко мне на минутку.

Эта Мелула была ксантиотка — куртизанка, своей необычайной красотой завораживавшая уже четыре месяца весь Корфу. Все, видевшие ее, прославляли ее очарование; только и говорили, что о ней. Я видел ее несколько раз и находил, что в красоте она уступает м-м Ф., правда, я не был в нее влюблен. В 1790 году в Дрездене я видел женщину, показавшуюся мне истинным портретом Мелулы. Ее звали Магнус; два — три года спустя она умерла.

Мелула отвела меня в сладострастно обставленную комнату, где, упрекнув в том, что я единственный, кто никогда еще ее не навещал и кто ею пренебрегает, и единственный, кого она хотела бы видеть среди своих друзей, сказала, что она меня задерживает, что я от нее не ускользну, и что она намерена мне отомстить. Моя холодность ее не смутила. Дока в своем ремесле, она раскинула передо мной свои чары, она завладела мной, и я как тряпка позволил утянуть себя в бездну. Ее красота в сотню раз уступала красоте дивной женщины, которой я наносил оскорбление, но презренная, которую ад поместил там, чтобы исполнилась моя черная судьба, пошла на приступ в тот момент, когда я уже не владел собой.

Это была не любовь, здесь не действовали ни фантазия, ни достоинства объекта, которые не могли, разумеется, покорить меня, сбить меня с пути, — но лишь безразличие, слабость и снисходительность в момент, когда мой ангел меня оскорбил своим капризом, который, если бы я не был обиженным на нее негодяем, должен был бы сделать меня влюбленным вдвойне. Мелула, уверенная, что понравилась мне, отпустила меня через два часа, наотрез отказавшись от золота, которое я ей предложил. Я отправился спать, проклиная ее и ненавидя себя. Проведя четыре часа в полусне, я оделся и пошел к монсеньору, который меня вызвал. Выполнив его поручение, я вернулся в дом, зашел к мадам, застал ее за туалетом и поздоровался через зеркало. Я увидел в ее лице веселость и спокойствие чистосердечия и невинности. Ее прекрасные глаза встретились с моими и я вдруг увидел, что ее небесное лицо затуманилось облаком грусти. Она опустила веки, не говоря ни слова; мгновение спустя она подняла на меня глаза, как будто чтобы понять меня и прочесть что-то в моей душе. Она вышла в молчании, которое нарушила, лишь оставшись со мной наедине.