История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

Читатель знает, что мой отец был пармезанец, и, возможно, он помнит, что сестра моего отца вышла замуж за Коданья. Это поразительно, сказал я себе, если эта портниха — моя тетка, а мой слуга — мне кузен. Умолчим об этом! Генриетта спросила у меня, не хочу ли я, чтобы эта портниха обедала с нами, Но я упрекнул ее, что не хочу, чтобы на будущее мне докучали подобными мелкими просьбами. Она засмеялась и обещала мне это. Я положил в маленький кошелек пятьдесят цехинов и сказал ей, передавая его, чтобы она из него оплачивала все свои мелкие надобности, и что я не хочу об этом знать. Она согласилась, сказав, что этот подарок доставил ей большое удовольствие.

За минуту перед тем, как нам сесть за стол, появился венгерский капитан. Генриетта бросилась его обнимать, называя папой; она просила его приходить с нами обедать каждый день. Этот славный человек, видя, как изготавливаются все эти женские принадлежности, был в восхищении от того, как хорошо устроена его авантюристка, и преисполнился радости, когда я сказал ему, обнимая, что обязан ему моим счастьем.

Мы очень тонко пообедали. Повар у д'Андремона был великолепный. Я открыл для Генриетты фрианде[6], венгр наслаждался и я получал удовольствие от обоих. Пробуя вина нашего хозяина, мы прекрасно пообедали. Мой молодой наемный слуга понравился мне тем, с каким уважением он относился к своей матери, впрочем, как и остальные. Жанетон, его сестра, работала вместе с француженкой. Они уже пообедали.

На десерт я увидел торговку бельем вместе с двумя другими женщинами, из которых одна была модистка, говорившая по-французски. У второй были образцы всех сортов платьев. Я предоставил Генриетте распоряжаться выбором шляпок, чепцов и гарнитуры на первый случай, но выразил пожелание участвовать в выборе платьев, сообразуя, однако, свой вкус со вкусом моего кумира. Я заставил ее выбрать четыре платья и был ей благодарен за то, что она согласилась с моими рекомендациями. Чем больше я привязывался к ней, тем больше ощущал себя счастливым. И вот настал первый день, когда у нас не осталось больше незавершенных дел. Вечером за ужином мне показалось, что она не так весела, как обычно, и я спросил ее о причине.

— Дорогой друг, ты тратишь много денег на меня, но если ты их тратишь, чтобы заставить меня полюбить тебя больше, они выброшены на ветер, потому что я люблю тебя не сильнее, чем позавчера. Все то, что ты делаешь, доставляет мне удовольствие лишь потому, что я понимаю, что ты стараешься ради того, чтобы доказать, что ты меня любишь; но мне нет нужды в этом доказательстве.

— Я знаю это, дорогая Генриетта, и я себя поздравляю, если ты чувствуешь, что твоя нежность не может стать еще сильнее; но знай, что я делаю это лишь для того, чтобы еще сильнее любить тебя, я хочу видеть тебя блистающей в кругу существ твоего пола, сожалея лишь о том, что не мог раньше предоставить тебе такую возможность. И если тебе это доставляет удовольствие, не должен ли я быть этим счастлив?

— Разумеется, мне это доставляет удовольствие, и некоторым образом заявляя, что я твоя жена, ты прав; но если ты не слишком богат, ты должен понять мой упрек.

— Ах! Моя дорогая Генриетта, позволь мне заверить тебя, что я богат, и, думаю, невозможно представить себе, чтобы ты стала причиной моего разорения: ты рождена, чтобы сделать меня счастливым. Думай только о том, чтобы никогда меня не покинуть, и скажи, могу ли я на это надеяться.

— Я хочу этого, мой самый дорогой; но кто может быть уверен в будущем. А ты свободен? Зависишь ли ты от чего-нибудь?

— Я свободен в полном смысле этого слова, и я ни от кого не завишу.

— Я тебя поздравляю, и моя душа этому радуется; Никто не может оторвать тебя от меня; но увы! Ты знаешь, что я не могу сказать того же о себе. Я уверена, что меня ищут, и я знаю, что если меня найдут, то легко отыщут средство мной завладеть. Если они смогут вырвать меня из твоих рук, я буду несчастна.

— А я убью себя. Ты заставляешь меня дрожать. Можешь ли ты опасаться этой беды здесь?

— Я боюсь только, чтобы некто, который меня знает, не увидел меня.

— Возможно ли, чтобы этот некто оказался в Парме?

— Это мне кажется маловероятным.

— Не будем же тревожить нашу любовь опасениями, прошу тебя, и будь весела, какой ты была в Чезене.

— И, несмотря на это, я была в Чезене несчастна, а сейчас счастлива, но не бойся видеть меня печальной, потому что веселость — в моем характере.

— Думаю, в Чезене ты опасалась, что тебя нагонит французский офицер, с которым ты жила в Риме.