История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

Она вскакивает, оскорбленная, и я также, и быстро выскакиваю за дверь и бегу из отеля, боясь, что швейцар меня остановит. Я беру фиакр и иду рассказать эту, мягко говоря, черную историю Коралине, которая очень смеется, но в то же время соглашается со мной, что принц сыграл со мной злую шутку. Она отмечает во мне присутствие духа, с которым я выпутался из этой неприятной истории; однако не соглашается заменить мне герцогиню. Несмотря на это, я не теряю надежды. Я знаю, что она не воспринимает меня в достаточной мере влюбленным.

Три или четыре дня спустя я наговорил ей за ужином много всего и потребовал расчета в таких ясных выражениях, что она обещала вознаградить мою любовь завтра.

— Принц Монако, — сказала она, — вернется из Версаля лишь послезавтра. Завтра мы поедем в кроличьи садки, пообедаем там вдвоем, поохотимся на хорьков и вернемся в Париж довольные.

— В добрый час.

Назавтра в десять часов мы садимся в кабриолет, и вот — мы на заставе Вожирар. В тот момент, когда мы ее проезжаем, навстречу — коляска «визави» с кучером в иностранной ливрее:

— Остановитесь, остановитесь.

Это был шевалье де Виртемберг, который, не взглянув в мою сторону, начинает осыпать Коралину нежностями, затем, высунув голову наружу, говорит ей на ушко, она отвечает ему таким же образом, затем он говорит ей что-то еще, она думает немного, затем говорит мне, взяв меня за руку и смеясь:

— У меня важное дело с этим принцем; отправляйтесь, дорогой друг, в садки, обедайте там, охотьтесь и приходите ко мне повидаться завтра.

Говоря так, она слезает, садится в «визави» и посылает мне воздушный поцелуй.

Читателю, который бывал в подобном положении, не нужно объяснять тот порыв гнева, которым я был охвачен в этот позорный миг. Тем же, кто этого не испытал, я объяснить ничего не смогу. Я не хотел оставаться в этом проклятом кабриолете ни минуты, я приказал слуге катиться ко всем чертям, взял первый же фиакр, который нашел, и отправился к Патю, которому описал приключение, пылая гневом. Патю нашел мое приключение комичным, не новым и в порядке вещей.

— Как в порядке вещей?

— Потому что нет такого молодого человека, с которым не могла бы приключиться подобная история, и он, если у него достанет ума, не должен испытывать от этого чувство унижения. Что касается меня, я тебе завидую, я бы не отказался от такого хоть завтра. Я тебя поздравляю. Ты можешь быть уверен, что завтра будешь иметь Коралину.

— Я этого больше не хочу.

— Это другое дело. Не желаешь ли пойти обедать в отель дю Руль?

— Честное слово, да. Мысль прекрасная. Едем туда.

Отель дю Руль был знаменит. За два месяца, что я жил в Париже, я его еще не видел, и испытывал большое любопытство. Женщина хозяйка, купившая этот отель, его очень хорошо меблировала и держала там двенадцать или четырнадцать отборных девиц. У нее был хороший повар, отличные вина, превосходные кровати, и она принимала всех, кто являлся к ней с визитом. Ее звали мадам Париж, ей покровительствовала полиция; отель располагался на некотором расстоянии от Парижа, так что хозяйка была уверена, что те, кто ее посещает, — люди комильфо, потому что это было слишком далеко, чтобы приходить пешком. Охрана у нее была превосходная, цены на все удовольствия — фиксированные и недорогие. Платили по шесть франков за завтрак с девушкой, двенадцать франков — за обед, луидор — за ужин и ночевку. Это был порядочный дом, и о нем говорили с восхищением. Мне не терпелось там побывать, и я находил, что это лучше, чем кроличьи садки.

Мы садимся в фиакр. Патю говорит кучеру:

— К Пор-Шайо.

— Слушаю, мой господин.

Мы там уже через полчаса. Останавливаемся у ворот, на которых я читаю «Отель дю Руль». Ворота закрыты. Усатый слуга, вышедший из задней двери, подходит нас оглядеть. Удовлетворенный осмотром, открывает. Мы сходим с фиакра, заходим, и он закрывает дверь. Женщина, хорошо одетая, учтивая, без одного глаза, возраста под пятьдесят лет, спрашивает нас, хотим ли мы пообедать и нужно ли нам общество девиц. Мы говорим, что да, и она ведет нас в залу, где мы видим четырнадцать девиц в белой униформе из муслина, с работой в руках, сидящих полукругом, которые при нашем появлении встают и делают нам одновременно глубокий реверанс. Все хорошо причесанные, все примерно одного возраста и все хорошенькие, кто большая, кто маленькая, брюнетки, блондинки, шатенки. Мы подходим к каждой и говорим несколько слов, и в тот момент, когда Патю выбирает свою, я останавливаюсь на моей. Две выбранные издают крики радости, бросаются нам на шею и уводят нас из залы в сад, в ожидании, когда нас позовут обедать. М-м Париж оставляет нас, говоря:

— Идите, господа, прогуляться в моем саду, насладитесь свежим воздухом, миром, спокойствием и тишиной, царящими в моем доме, и я отвечаю за здоровье девушек, которых вы выбрали.