История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

— Меня зовут П. С. Мой отец довольно богат и очень известен на бирже, но мы не общаемся. Мой дом находится на набережной С. М.; дама, что вы видели, урожденная О., жена маклера К. Ее сестра — жена патриция П. М. М-м К. поссорилась со своим мужем из-за меня, так же как я поссорился со своим отцом из-за нее. Я ношу эту форму в силу патента капитана австрийской службы, но я никогда не служил. Я ведаю поставками мяса в государство Венецию из Штирии и Венгрии. Это ныне ликвидированное предприятие обеспечивало мне доход в десять тысяч флоринов в год, но неожиданная приостановка операций, которую я пытался предотвратить, ложное банкротство и непредвиденные затраты ввергли меня в беду. Уже четыре года, как я слышал рассказы о вас, хотел с вами познакомиться, и видите, само небо помогло мне в этом позавчера. Я не смею просить вас о тесной дружбе. Окажите мне поддержку, не подвергаясь никакому риску. Акцептуйте эти три векселя и не опасайтесь, что их необходимо выкупить по истечении срока, потому что я передаю вам эти три других, срок погашения которых наступает до истечения срока ваших. Кроме того, я передаю вам в залог поставку мяса на весь этот год, так что, если я вас подведу, вы сможете наложить в Триесте секвестр на всю мою говядину, а она может поступать в Венецию только оттуда.

Удивленный этой речью и этим проектом, который показался мне химерическим и источником сотни затруднений, которых я терпеть не мог, и странной мыслю этого человека, что я смог бы выдать все, будучи избранным из сотни других его знакомых, я без колебаний ответил ему, что никогда не акцептую эти три векселя. Его красноречие удвоилось, чтобы убедить меня, но его кураж сник, когда я сказал, что удивлен тем, что он отдал мне предпочтение перед многими другими. Он ответил, что, зная о моем глубоком уме, он находит странным, что я не соглашаюсь.

— Вы разочарованы тем, — сказал я, — что я настолько глуп, что никогда не пойму, как это, поступая таким образом, я не рискую быть обманутым.

Он ушел, попросив у меня прощения и говоря, что надеется увидеть меня вечером на набережной площади Сан-Марко, где он будет с м-м К. Он оставил мне свой адрес, сказав, что вопреки своему отцу он занимает еще свои апартаменты. Это следовало понимать, что я должен отдать ему визит. Я вполне сообразил, что могу освободить себя от этого долга.

Мне не понравилась обязанность, которую этот человек возложил на меня, и не понравилось мое обязательство по отношению к м-м К. Я решил, что здесь налицо сговор; очевидно, они приняли меня за дурака, и я решил не быть таковым и не пошел на набережную, но на другое утро отправился к нему. Я счел, что визит вежливости не влечет за собой никаких обязательств.

Слуга отвел меня в его комнату. Он обнял меня и высказал вежливые упреки за то, что я заставил его напрасно ждать на набережной. Снова заговорив со мной о своем деле, он показал мне ворох бумаг, которые меня ввергли в скуку. Если я захочу акцептовать три векселя, — сказал он, — он сделает меня партнером в предприятии по поставкам говядины. Этим необычайным актом дружбы он сделает меня обладателем пяти тысяч флоринов в год. На все его предложения я попросил его не говорить больше об этом деле. Я хотел уже откланяться, когда он сказал, что хочет представить меня своим матери и сестре.

Он выходит и минуту спустя возвращается с ними. Я вижу женщину простодушного и респектабельного вида и очень юную девицу, которая мне кажется чудом. Четверть часа спустя слишком добрая мать просит у меня позволения удалиться, а дочь остается. Не проходит и получаса, как она очаровала меня своим поведением, своим лицом и всем тем, что я вижу зарождающегося в ней. Больше всего меня поразил ее живой и ум и своеобразный подход ко всему, ясное чистосердечие и простодушие, простые и возвышенные чувства, веселая и невинная живость; наконец, все вместе явило моей душе истинный портрет добродетели, который навсегда воцарился в моей душе и сделал меня навеки ее рабом.

М-ль К. К. выходила только со своей матерью, женщиной набожной и снисходительной. Она читала книги своего отца, человека умного, который не признавал романов; она стремилась узнать Венецию; никто не ходил в ее дом; ей никогда не говорили, что она чудо природы. За то небольшое время, что я там находился, пока ее брат писал, я был поглощен ответами на ее расспросы, на которые я мог найти ответы, прибегая только к примитивным объяснениям, потому что идеи, с которыми она оперировала, опирались на новейшие теории, которых она не воспринимала. Ее душа пребывала еще в хаотическом состоянии. Я не сказал ей ни то, что она прекрасна, ни то, что она интересует меня в высшей степени, потому что это было слишком правдой, и, вынашивая в душе все это в присутствии всех прочих, я боялся себя скомпрометировать.