Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 полностью

Очень желая оказаться полезным этой девушке, я целый день говорил везде, где только не был по этому делу, и слышал повсюду от мужчин и женщин, что если она в какой-то мере красива, она не пропадет, и ей надо действовать, а относительно ее брата меня уверили, что, если он хорошо пишет, ему найдут место в какой-нибудь конторе. Я подумал найти какую-нибудь светскую женщину, которая могла бы рекомендовать ее г-ну д’Аржансону и представить ему. Это был правильный путь, я чувствовал, что смогу пока ее поддержать, и я попросил Сильвию поговорить с мадам де Монконсей, которая имела большое влияние на военного министра. Она мне обещала, но захотела перед этим посмотреть на девушку.

Я вернулся к себе в одиннадцать часов и, увидев свет в комнате Весиан, постучался туда, и она мне открыла, сказав, что не ложилась, в надежде меня увидеть. Я дал ей отчет в том, что сделал для нее, и нашел ее готовой ко всему и полной благодарности. Она говорила о своем положении с видом гордого безразличия, призванным сдержать слезы, которые она не хотела показывать, но я видел ее глаза, которым сдерживаемые рыдания придали особый блеск; это зрелище исторгло из меня вздох, которого я устыдился. Наши разговоры продолжались два часа. Объяснение, изложенное в приличных выражениях, дало мне понять, что она никогда не любила, и, соответственно, заслуживает любовника, который достойным образом вознаградил бы ее за принесенную ему в жертву невинность. Вряд ли можно рассчитывать, что это был бы брак; юная Весиан никогда бы не пошла на неверный шаг, но она не выглядела недотрогой, и не старалась внушить мне, что не пошла бы на него за все золото мира; она хотела только не отдаваться из каприза или какого-то пустяка.

Я вздыхал, слушая эти рассудительные речи, не по возрасту искренние, и распалялся. Я вспоминал бедную Люси из Пасеан, мое раскаяние, мою вину в том, что я поступал с ней так, как я поступал, и чувствовал, что сижу рядом с овечкой, которая вот-вот станет добычей некоего голодного волка, которая была выращена не для этого и воспитана с чувством добродетели и чести. Я вздыхал о том, что не в силах был ни составить ее счастье в незаконном соединении, ни быть ее защитником. Я видел, что, защищая ее, я принесу ей больше вреда, чем пользы, и вместо того, чтобы помочь ей в обретении честной судьбы, я, может быть, приведу к ее утрате. Я сидел возле нее, говоря ей о чувствах, но никогда о любви, целуя, возможно слишком часто, ее руку, но никогда не переходя к разрешению, и даже к началу, которое слишком быстро переходит к завершению, и от которого я обязан был ее охранить; не было бы в таком случае никакой надежды на удачу у нее, ни возможности освободиться от обязательств у меня. Я любил женщин до безумия, но всегда предпочитал им свою свободу. Когда появлялась опасность ее утерять, спастись я мог только случайно.

Было три часа ночи, когда я раскланялся с м-ль Весиан, которая, естественно, не могла отнести мою сдержанность на счет моего чувства чести, по-видимому, приписав ее либо моей стыдливости, либо бессилию, либо какой-нибудь секретной болезни, но никак не недостатку желания, так как моя страсть достаточно виделась в моих глазах, в той смешной жадности, с которой я целовал ее руки и пальцы. Таков я был с этой очаровательной девушкой, и в чем раскаялся впоследствии. Я сказал, пожелав ей приятных снов, что завтра мы пообедаем вместе.

Мы пообедали очень весело, и ее брат пошел пройтись после обеда. Окна моей комнаты, откуда виделась вся Французская улица, позволяли видеть все экипажи, подъезжающие к дверям Итальянского театра, где происходило в этот день большое стечение народа. Я спросил у своей соотечественницы, не хочет ли она, чтобы я отвел ее на комедию; она с радостью согласилась; я посадил ее в амфитеатре и оставил там, сказав, что мы вернемся домой в одиннадцать часов. Я не хотел находиться возле нее, чтобы избежать возможных вопросов, потому что чем проще она выглядела, тем больший интерес вызывала.

Поужинав у Сильвии, я вернулся к себе и увидел у дверей очень элегантный экипаж; мне сказали, что он принадлежит молодому сеньору, который ужинал с м-ль Весиан и находится еще там. Ну вот она и на тротуаре. Я посмеялся над собой и пошел спать.

Я просыпаюсь назавтра, вижу фиакр, останавливающийся у дверей отеля, молодого мужчину, одетого в легкое платье, который выходит из него, поднимается и заходит к моей соседке. Мне все равно. Я одеваюсь, чтобы выйти, и тут – Весиан, который входит и говорит мне, что не заходит к сестре, так как там находится сеньор, который ужинал с ней накануне.

– Это нормально.

– Он богат и в высшей степени вежлив. Он хочет проводить нас по Версалю, и намерен найти мне должность.

– Кто он?

– Я не знаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары